На Кёко он разозлился из-за того, что она безответственно рассуждала про брата. Она, видите ли, говорит, что его игру должны слушать другие люди. Если это делается, чтобы доставить радость брату, так надо будет каждый день звать людей. Ведь у него появится желание, чтобы кто-то слушал его музыку, и ему придётся с этим жить. Невозможно было поверить, что Кёко такая чёрствая и не понимает, как жестоко внушать желания его брату. Истинная природа страхов, которыми одержим брат, в том, что он не может один свободно передвигаться, не может жить самостоятельно. Вернее сказать, это не страхи, а страдания, оттого что он не может выйти на волю, но, если его выпустить, страдания прекратятся. Брат стал страдать оттого, что узнал про существование мира за воротами дома. Поэтому нельзя открывать ему радость игры на пианино для людей — как Кёко этого не понимает? Счастье ещё, что брат не может почувствовать страх по-настоящему. Но что, если и сам он, со своей злостью, так и не дотягивающей до точки кипения, лишь досаждает окружающим? Вот смеху-то, если долгожданный час уже настал, а он этого просто не заметил… Хватит уже ждать, он распалит свой гнев, и тогда, может быть, страхи явят своё истинное лицо… Подросток схватил со стола зеркальце, улёгся в кровать и стал рассматривать своё лицо. Линии носа и рта нечёткие, расплывающиеся, словно снимки взрослого и ребёнка проявлены с наложением один на другой, — подросток попробовал сжать челюсти и поднять брови.
Послышался звук открывающихся ворот, шуршание шин приближающегося автомобиля, шум мотора — подросток вскочил с постели и включил свет. Стащил с себя промокшую от пота футболку, вынул из комода свежую рубашку и, на ходу просовывая руки в рукава, сбежал вниз по лестнице.
Хидэтомо поднял глаза на стоящего столбом в прихожей подростка, поджал губы, сощурился и, стараясь не встречаться с сыном взглядом, принялся шумно стаскивать ботинки.
Подросток прочёл в глазах отца ужас перед убийцей доберманов и ощутил, как к низу живота побежала похожая на зуд волна наслаждения.
— Что смешного? — Плечи отца резко качнулись в сторону, с первого взгляда было ясно, что он пьян.
Только тут подросток заметил, что его губы, оказывается, расползлись в ухмылке.
— Да я ничего… — Он опустился на колени, взял в руки отцовские ботинки и с лёгким сердцем поставил их носками к двери, как отец научил в раннем детстве: почти параллельно, но всё же чуть-чуть под углом.
— Выпить принеси… — бросил Хидэтомо и пошёл вниз по лестнице в подполье.
Подросток приготовил на кухне всё, что нужно для виски с водой, и понёс вниз. Когда он зашёл в подпольную комнату, Хидэтомо уже погрузился на софу, положив обе ноги на стол, и курил сигарету. Подросток ловко разбавил виски и поставил низкий широкий стакан на подставку.
— Михо вернулась? — спросил отец, не глядя на подростка, и поднёс ко рту стакан.
— Похоже, что ещё нет.
Хидэтомо хмыкнул, залил в рот виски и, собираясь достать сигарету, выронил несколько штук. Не обращая на это внимания, он большим и указательным пальцем зацепил одну и зажал губами.
— Который час?
Подросток опустил глаза на свой «Ролекс»:
— Десять часов сорок семь минут.
Как и когда он потратил столько времени? Ведь, когда ушла Кёко, было ещё светло, часов пять или шесть.
— Она уже год как в школу не ходит. Ну, она хоть в старшей средней школе, это ещё ладно. Но ты-то не получил и обязательного среднего образования, ваш классный Симада каждый день мне звонит. Можешь лежать целыми днями в медкабинете, а в школу чтоб ходил!
Подросток не собирался обсуждать с отцом свои школьные проблемы. Пока частная школа Хосэй не гонит его в обычную муниципальную среднюю школу, он будет поступать так, как и прежде: ходить на уроки, только если будет настроение. Прежде чем в Хосэй примут окончательное решение, они наверняка обсудят это с отцом, а до этого у него есть месяц или два. Когда придёт время, и школа, и отец, и он сам выберут приемлемое для каждой стороны решение. А до этого момента всем трём сторонам остаётся только как-то сосуществовать. Родители и школа в любом случае обязаны заставить ребёнка учиться, но ребёнок уже не признаёт своей обязанности ходить в школу. Авторитетом для подростка был дед, который и в начальную-то школу почти не ходил, а работал, и это он создал фундамент для «Вегаса». Подросток тоже хотел работать, как дед. Раз уж ему всё равно придётся унаследовать «Вегас», что плохого, если он прямо сейчас начнёт работать? И если на него взвалили обязанность до пятнадцати лет посещать школу, то пусть уж объяснят, чтобы и он понял, зачем это надо.
На это требование подростка классный Симада ответил: «Слабый это пункт, вот что! Сам министр просвещения не ответит. Вероятно, я должен тебе сказать, что тебе надо стать настоящим человеком, вот что… Ты на больное место жмёшь, вот что! Существует закон о базовом образовании, он основывается на Конституции, так что предписано законом — и ничего тут не поделать. Вот оно что!»
Эти «вот что», которыми Симада заканчивал каждую Фразу, лишь звоном оседали в ушах.
Подросток не знал, что, придя в учительскую, Симада снял с полки «Закон о школьном образовании» и, выбрав из него главу третью, статью тридцать шестую, прочёл про задачи среднего образования, после чего пробормотал: «Уж наша школа этот закон точно нарушает».
— Ты удивишься, если узнаешь, чем занимается твоя сестра, которая не ходит в школу. Не понимаю, чего вам не хватает. Я же не требую хороших оценок ни у Михо, ни от тебя. Уж я-то лучше всех представляю, на что вы способны. Говорю только, чтобы ты ходил в школу. И то не каждый день, а ровно столько, сколько необходимо, чтобы зачли. Кадзуки, про себя ты и сам не знаешь, ладно, но почему Михо не ходит в школу? А? Объясни, пожалуйста, папе.
Подросток опустил голову. Кажется, он впервые видел отца таким растерянным и уязвлённым. Неужели этот мужчина, как все обычные люди, может порой чувствовать тревогу или неуверенность?
— Раза три или четыре в неделю ходи в школу, а захочется развлечься — развлекайся как только душе угодно. Папа так считает: покуда ты не доставляешь хлопот полиции, делай что хочешь. А если женщина тебе нужна, Кадзуки, я тебе всегда их куплю, понял меня? Папа для тебя любую уговорит, даже такую раскрасавицу, до которой и моделям далеко, очень даже просто… Скажи, Кадзуки, ты знаешь другого человека с таким характером, как у папы? Есть ли ещё такие отцы?
Подросток молча потряс головой. Он выжидал момент, когда можно будет сказать про четыреста тысяч иен. Раньше у него ни разу не спросили, на что тратятся деньги, но в этот раз сумма уж очень велика.
— Мне нужно четыреста тысяч…
— А сколько ты у меня уже взял?
— Девятьсот тысяч, как мне кажется, — правильно?
Хидэтомо оценил вложенное в этот вежливый ответ презрение, но у него не было повода требовать иного ответа, и, поскольку старшие сын и дочь были, пожалуй, не в счёт, всё равно, что их и не было, не стоило ещё сильнее углублять пропасть между ним и младшим. Ведь в начальных классах подросток без труда сдал экзамены и поступил в лучшую по результатам тестирования школу в префектуре Канагава, она и в рейтинге стояла выше, чем школа Хосэй, куда он отдал сына лишь по настоянию председателя совета директоров. Однако лето первого года в средней школе стало рубежом, после него оценки подростка стремительно покатились вниз, и вместе с тем, как ростом он тянулся всё выше и выше, характер его с каждым днём менялся. На вид он был таким же, как и в младших классах, — серьёзным, аккуратным, сообразительным мальчиком, но Хидэтомо думал, что, наоборот, было бы спокойнее, если бы сын выкрасил волосы в рыжий цвет и стал грубить. В инциденте с изнасилованием на Хидэтомо произвело гнетущее впечатление то, как подросток, который наверняка был соучастником, без запинки рассказывал следователю про своё алиби. Иногда Хидэтомо охватывал порыв взять сына за плечи и тряхнуть хорошенько, чтобы он понял, что у них в жилах течёт одна кровь, однако его удерживали сомнения: он опасался открыть крышку, из-под которой выскочит совершенно непредсказуемый зловещий незнакомец. Хидэтомо ни разу не поднял руку на подростка. Даже когда мускулы напрягались до судороги, он мгновенно терял решимость под взглядом этих глаз, похожих на глаза животного, пойманного ночью в объектив камеры с инфракрасными лучами.