Вечером Тимоха опять отстреливался от коряг и выворотней. А утром пожалел, что много пороха зря истратил. Он сел на плот и немного отплыл, увидал крыши.
— Кто у вас тут всех покрепче? — весело спросил Тимоха стоявшего под обрывом одинокого парня в повом картузе.
— Курносов хорошо живет, только болеет нынче, заразная какая-то… Никита Жеребцов торгует. Враз обует и оденет! Кажись, дома…
Оборванный Тимошка закинул мешок за спину и пошагал.
— Тятя, к вам пришли! — сказал парень в картузе, заглядывая в какую-то амбарушку.
Через открытую дверь видны были куски материи на полках и большая куча лыковых веревок на земляном полу. Лыко сушилось на низкой крыше амбарчика и висело на стенах.
Вылез хозяин. Тимошку даже малость покоробило, что попал он к этакому волосатому чудовищу.
— Ночевать можно у тебя?
Жеребцов взглядом смерил гостя с ног до головы. «Еще один оттуда же! — подумал он. — Гостенек!»
Мужичок хотя и оборван, но держится бодро. Разговаривает без подобострастия. Картуз, одежда и борода перепачканы глиной. Жеребцов давно приметил плывущего мужика и послал сына на берег, чтобы перехватил возможного покупателя. «С добычей, — решил он, — и не с малой!»
— Ночевку по себе сыщи, — ответил Жеребцов.
— А ну, открой свой магазин!
— Перминский, што ль? — спросил Жеребцов.
— С Уральского.
— Слыхать по разговору! — Жеребцов быстро положил лыко на скамеечку. — Милости прошу!
Ему хотелось знать, откуда один за другим выходят уральские старатели. Окает гость, не врет, в самом деле уральский. По разговору лучше, чем по паспорту, человека узнаешь.
— Своего как не принять! Дальний, а все сосед, родной!
Никита так сердечно сказал, что Силин даже пожалел его. Страшный человечище, а оказывается — доброта. Но Тимоха не очень доверял.
— А у нас хлеба поспевают поздней, — говорил Жеребцов, вводя гостя в дом.
Тимоха опечалился при упоминании об уборке, и Никита это заметил, догадываясь, что гость его пахарь и чувствует себя виноватым. «Значит, идут они один за другим по следу Кузнецова!»
На подоконнике лежала подзорная труба. Силин знал, что это за штука. Такая была у соседа его уральского торгаша Федьки Барабанова. Он в эту трубу смотрел и узнавал, работают или нет у него на покосе батраки — беглые каторжные, а те потом удивлялись только, откуда хозяин все знает.
Но сейчас не покос. А на островах хлеб не сеют и не жнут. Не меня ли он выглядывал? Дом у Жеребцова над обрывом, высоко над рекой.
— Покупателей-то далеко видать на подъезде, — сказал Силин.
Забыл Жеребцов убрать эту трубу, а теперь не решился, не надо подавать вида, что укор гостя попал в цель. Тимоха заметил, как всполошился хозяин.
С золотом в мешке Тимоха почувствовал себя смелей обычного. Постоянное чувство вины и боязни, которое всю жизнь давило мужика, вдруг исчезло, И это было целым открытием. Он подумал, что, может быть, уж не такая хитрая штука стать умным. Надо только попасть на хорошую жилу и не сплоховать, хапнуть вовремя и не раскидать потом богатства, удержаться. Он вспомнил старую свою присказку: «Богатый и ума прикупит, а бедный — дурак дураком!»
Он приметил, что Никита, кажется, жаден и не прочь унижаться ради выгод… «Только бы мне не перехватить лишнего!» — подумал Силин при виде бутылки с водкой. С непривычки, он понимал, трудно удержаться… Да, может, и не стоит!
— Нет ли у тебя рубах продажных, исподнего… Новые бы брючки! — сказал Силин. — Сапожки тоже…
— Есть, как же! Да закуси!
— Нет… Допрежь надо прифорситься. Давай вот прикинь, сколько дашь за такой самородок?
Жеребцов не стал жаться.
«Потеха! — подумал Силин. — Я брал даром, а он дает такие вещи! Новые! Да хоть вдвое бы меньше дал, и то выгода!»
— А вот это видел? — вытащил Тимоха из кармана еще несколько самородков.
Тимоха, кроме покупок, получил еще несколько ассигнаций.
Вытопили баню.
Тимоха пошел мыться и взял с собой мешок с золотом. Оп переоделся во все чистое, в новое белье, сапога и рубаху. Хотелось бы купить пиджак и пальто со шляпой, но такого товара на Утесе не держали.