— Ну, поди на улку, к подружке ли… отдохни, погуляй с Татьянкой-то, — сказала Аксинья, вынимая из печи свежие пироги с рыбой, с осетриной. Радуясь пирогам и жалея себя за снесенные смолоду побои, Аксинья хотела бы и своей труженице, к которой привыкла за эти годы, отдыха и довольствия.
Илья чуть свет опять унесся сводить счеты в лесу. Нынче медведи сообразили, что люди ночью боятся по тайге ходить. Ловят рыбу в сумраке. Купец заказывал Илье к весне десятка два медвежьих шкур. Хочет забить Илья. Мог бы у гольдов за бесценок выменять, дать им старые ведра, чайники, что в хозяйстве не нужно, они все возьмут.
— Можешь погулять, — ласково повторила Аксинья невестке.
— Запрягу коня? — спросила вдруг Дуня.
— Запряги, — сказала свекровь.
— Свекрушка, я в телегу запрягу?
Воскресений в семье не знали, все эти дни работали и по праздникам. Мылкинского попа не любили, ездили к нему, но всегда помнили, что он из-за выгод охотней возится с гольдами.
— Ласковый теленок двух маток сосет, — сказала Аксинья и погладила невестку по плечу. — Гладенькая!
— Золота намоем… Все купим новое. Городское, — ответила Дуня.
«Ну, что же это?» — удивилась такой бесцеремонности Бормотова. Сегодня не хотелось ссориться, уж очень удачно прошла осень, и купцы хорошо расплатились.
— Городов-то тут нет! — сказала она. — Где брать городское?
— Городов нет, а все лучше, чем на старых местах. Сами же говорите.
Дуня запрягла смирную кобылу, забрала ребятишек и уехала.
«Куда-зачем, про то не скажет!» — подумала Аксинья.
Дуня к обеду вернулась.
— Господи! Палки какие-то привезла! — всплеснула руками Бормотова. — Господи, да что это она? Зачем? Что ты?
«Если уж не делиться, так я хоть тут постараюсь!» — решила Дуня.
Утром пришла Наталья и увидела перед домом Бормотовых посаженные молоденькие деревца.
— Вот это сирень! — говорила ей Дуня. — А это — яблонька.
— Как-то еще разбирает эти кусты. Какая же это яблоня! Разве яблоня такая? На яблоне яблоки растут, а тут и яблоков настоящих нету, — ворчала свекровь, вышедшая послушать разговор. — По мне, так все они тут одинаковые, ерник и ерник! — сказала она.
Наталья почувствовала ее язвительность и ответила:
— Я тоже хочу палисадничек завести.
Не только достатка, но и красоты желала Дуня, и не только себе — всем. Дети, как могли, помогали ей. Как не видела их детского старания бабка? Им радостно. Они в жизни видели только, что дерево рубят, а как его садят, увидели в первый раз. Нет пустыря у дома, красит, радует дерево. Это уж не та чаща, что в тайге.
— Весной распустится у вас сирень под окнами! — радостно восклицала Татьяна, прибежавшая к подружке.
— Земля уж холодная, — сказала Аксинья. — Не привьется!
— Самое время сейчас посадку делать, — ответила Дуня.
— Кто тебе сказал? — спросила свекровь.
Невестка не ответила, разговаривала с подружкой.
«Ишь ты, королева!» — подумала Аксинья.
Арина вышла и уставилась белыми глазами на кусты.
— Что же это она делает? — жаловалась Арина. — Все без спроса, как будто хозяйка в доме! Они же вырастут! Мошка будет от деревьев. Детей замучает. Бараны погибнут от мошки. Вон у Силиных мошка корову съела.
— Конечно, нельзя возле жилья держать лес! — говорила Аксинья мужу.
Пахом молчал.
Дуня гордо и презрительно смотрела на свекровь. «Надо Илье пожаловаться, а то он пень пнем. Поучил бы ее», — полагала Аксинья.
— Жена твоя, сынок, ничего не слушает, — сказала она Илье, встречая его.
Илья хмыкнул и, взойдя в дом, взглянул на Дуню с гордостью:
— Че, сад у нас?
Он повесил ружье и больше ничего не сказал.
— Давай-ка, муженек ты мой, делиться. Не будет у нас жизни… — улучив миг, сказала Дуня на ходу в сенях.
— Когда?
— Сегодня!
Илья хмыкнул. Он так ничего и не сказал ни жене, ни матери.
— Танька, где твой тятька? — спрашивала Дуня.
— Тятя, — хлопала девчонка обеими руками по скулам Ильи.
Он сидел счастливый, неподвижный, как бурхан. «Ему ничего больше и не надо!» — думала Дуня.
С детства она приучена была к мысли, что придется подчиняться мужу и свекрови. В девушках, с тайным невысказанным ужасом думала — кому отдадут. Кому продадут, кому детей рожать? Что придется терпеть, не знала. Умной девушке трудно. Глупой легче, ждет, как баран, когда зарежут. Слава богу, отец завлекся охотой и отдал Дуню по любви. А потом пожалел, спохватился, да поздно. Ему бы волосы на себе рвать! Продешевил, говорит, девку, женихов у нее был табун, мог бы взять большие деньги, а она не в богатый дом захотела. В бедный, в батрачки! Кто лучше Ильи? Иван умней его, но ведь он… — Дуня счастливо улыбнулась при этом воспоминании.