«Да нет, так с головой и варим!»
И здесь произошло то, что никто из нас и в мыслях не мог представить. Со словами: «Ну так ее и жрать нельзя!» непрошенный гость красивым жестом у всех на глазах швырнул почти докуренную самокрутку в казан с готовой ухой!
На мгновение мы окаменели, а этот всезнайка смотрел на нас, как папа римский на падшую женщину. Паша пришел в себя первым:
«Ах ты гад!» – бросился на мужика, повалил его на спину, и подбирался к горлу. Александр упал на спину и зашелся в гомерическом хохоте, а я схватил поварешку и ловко – господи, хоть здесь ты помог! – выхватил расползающийся окурок вместе с поллитрой жидкости.
Позже, когда малость успокоились и уже с юмором вспоминали фокус нашего гостя, при первой возможности смывшегося в темноту, пришли к убеждению, что сами и виноваты. Правильно мужик сделал, как ни крути. А потому простили его заочно, и убедились, что уха аромат окурка впитать не успела.
Вскоре бутылка пуста, юшки в казане чуть-чуть на донышке. Пресыщенные окончательно, отвалились на брезент в удобную для каждого позу.. Начались байки, анекдоты о рыбалке, интересные истории. Ночь, тишина, яркие звезды, тихо плещет вода – удивительная благодать кругом!
Постепенно все начинают клевать носами. Усталость дает знать – с четырех утра на ногах, да еще и в поле побывали. С брезента лишнее убираем в машину, на нем разворачиваем спальники.
Все, отбой до утра.
Опер
Звук отличался от обычных проявлений ночной жизни маленьких, богом забытых степных поселков, в каких по воле обстоятельств последние десять суток я обустраивал свой ночлег. Не шум мотоцикла или машины, лай собаки или крик домашнего животного. – к ним я привык, и не замечал в объятиях Морфея. Что-то иное, очень неприятное и агрессивное, нагло ворвалось в сознание, мгновенно отреагировшего кошмарным сновидением: огромный и фантастической формы лайнер падал на землю, ревя двигателями.
В ужасе я пытался убедить себя, что такого не может быть, что это не то и не наяву, однако звук все усиливался и становился настолько ощутимым, что сомнений в его реальности не возникало. Внезапно он перешел в скрежет, потом в визг на таких нотах, что проснулся бы и мертвый. Я открыл глаза, и обнаружил себя в уютной кровати городской квартиры, мокрым от только что пережитого кошмара.
Фу ты черт! Надо же такому присниться! А я-то, я-то вчера вернулся из командировки!
Комнату заливало раннее утреннее солнце, и как ни странно, стояла почти идеальная тишина. Лишь воробьи чирикали за окном на деревьях, да монотонно шаркал метлой дворник, подметая тротуар под моим балконом. Такая реальность воспринималась с удовольствием, однако картины сновидения из памяти не уходили. Мысли по «ужастику» с удивительной быстротой мелькали в голове еще одну-две секунды, до непонятного грюканье, донесшегося с улицы. И сразу ему вслед раздалось хорошо знакомое шипение выпускаемого из накаченной камеры воздуха. Оно и поставило все на места: «тройка», знаменитый трамвай-рыдван выпуска давних лет давней пятилетки. Он то и вышел в первый рейс!
В этой телеге, трижды или четырежды выработавшей возможные ресурсы, каждая деталь давно живет самостоятельной старческой жизнью, скрипя, дребезжа, стукая и грюкая внутри себя, и на сочленении с товарками. К тому же полностью отсутствуют шумопоглощающие устройства там, где стальные рельсы соприкасаются со стальными колесами без обязательных для современных машин резиновых накладок. Отсюда непрерывные скрежет и визг, а заодно и кошмары у гостей города и тех его жителей, кто уезжал на время и вернулся с утраченным антитрамвайным иммунитетом. Его я потерял за десять дней своих путешествий.
Третий номер еще раз прошипел пневмосистемой и покатим по маршруту дальше, продолжая веселить граждан шумовыми эффектами, мне же оставалось подумать, чем теперь, когда в небытие вернуться невозможно, заняться. Понятно, что для дел рановато, но если встать сам бог велел, то будет не против, если я немного уберусь в квартире.
К восьми часам она сияет чистотой и порядком, сам облачен во все чистое и глаженное, лишенное ароматов надоевшего пота и грязи. Теперь можно двигать в управление, где у меня два важных дела.
Первое – не опоздать, и вопросы по работе решить до обеда. Ну может еще чуток дня захватить, если отчитаться за командировку легко и быстро начальство помешает.
Второе дело очень личное. Десять дней среди мужиков интерес к представителям прекрасного пола подогрели настолько, что кровь чуть ли не закипала при виде любой приятной мордашки. Но всегда тут же возникал образ Танечки, секретарши моего шефа. Из чего я сделал вывод, что к этой голубоглазой блондинке неравнодушен, часто о ней вспоминаю и чувствую при этом непонятное волнение. Приятельские отношения между нами начались давно, но сейчас этого казалось недостаточным. А посему твердо решил сегодня о своих ощущениях с девушкой поговорить, с надеждой на взаимность и посвящением вечера исключительно радостям жизни. С этим настроем вышел на улицу.