Милицейские товарищи намека хозяина кабинета о чрезмерной занятости не поняли и продолжали оставаться на исходных позициях, в мягких креслах. Надо намекнуть еще раз, в более доходчивой форме. Аким Павлович вышел из-за стола, вознамерившись пожать гостям руки, поблагодарить за визит, за хлопоты. Другими словами, вежливо попрощаться. И с удивлением обнаружил, что менты прощаться не желали. По крайней мере, так скоро. Не затем через четыре зоны пробирались, чтобы уйти восвояси. А рязанский детектив вообще заговорил в жестком тоне, забыв, наверное, где находится.
— Спасибо за содействие, — обронил он, делая вид, что не догадывается о намерении директора выставить их за дверь, — мы обязательно заглянем в отдел кадров, и с рабочими тоже побеседуем. Хотя очень сомнительно, что их сведения помогут следствию. Вряд ли они решатся на откровенность.
Директор застыл в изумлении посреди кабинета. Он на время забыл и про жесткий тон детектива, звучавший явно не к месту, и про свое намерение прекратить встречу. И недовольно спросил:
— Почему вы так считаете? Уж не хотите ли вы сказать, молодой человек, что на заводе имеют место факты, о которых опасно говорить? Как изволите понимать ваши слова? Вы отдаете себе отчет, что в ваших словах кроется откровенный намек на неблагополучное положение дел на «Цветмете»?
Директор начинал сердиться. Глаза директора наполнились блеском и готовы были метать громы и молнии. Акима Павловича можно было понять, ведь за его спиной без устали трудились сотни добросовестных людей, невзирая на ночные смены, на огромную ответственность, на сложности. Десятки честных замечательных людей стояли за широкой директорской спиной, и Аким Павлович не допустит, не позволит, чтобы незапятнанные имена заводчан без всяких оснований фигурировали в милицейских протоколах. Даже имена бывших работников, как плавильщик Дзюба. Дай бог памяти вспомнить имя… Кажется, Семен. Да, точно.
Черенков сидел молча и внимательно осматривал кабинет. Мебель, стены, интерьер. Иногда детали интерьера говорят о своем хозяине куда больше, чем самая подробная характеристика. Черенков явно демонстрировал свою непричастность к колкому разговору. Вся его вина перед влиятельным директором заключалась лишь в том, что набрался наглости заявиться на «Цветмет», и вдобавок притащил с собой рязанского сыщика. Неловко, мол, получилось. А вот Ковалева настроение директора беспокоило мало, а переживания коллеги вообще не трогали. Детектив продолжал гнуть свою линию.
— Именно это я и хотел сказать, уважаемый Аким Павлович, — мягко сказал он, — или вы не допускаете мысли, что на вашем предприятии не все обстоит так благополучно, как кажется? Как хотелось бы. К сожалению, обстановка на заводе вызывает некоторые вопросы. Неделю назад жестоко избили мастера Друмова, человек до сих пор в реанимации лежит, сегодня убит плавильщик Дзюба. Не думаю, что это случайно.
Директор застыл посреди кабинета, уставившись на бесцеремонного детектива. Потом сердито глянул на Черенкова, словно вопрошая, кого он приволок. Черенков, занятый осмотром, выразительного взгляда хозяина кабинета не понял, даже не заметил и продолжал изучать обстановку. Проводил рекогносцировку местности. И усмехался про себя. Можно представить, как сильно удивится самоуверенный директор, когда услышит, что расстрел во Владимирской области группы Хвороста тоже может иметь отношение к «Цветмету». Самое прямое причем. Директор воспримет это не иначе как попыткой повесить на него все земные грехи, и не просто удивится, а возмутится.
Аким Павлович возмущаться не стал. Он вернулся в привычное директорское кресло, сел, опершись о надежную спинку, вздохнул и спросил:
— Вы уверены, что Дзюбу убили?
Алексей встрепенулся, на секунду отвлекшись от лицезрения художественной лепнины на потолке и глянул на директора. Вопрос адресовался детективу. Алексей снова уставился в потолок. Кажется, их прощание откладывалось на некоторое время.
— Абсолютно уверен, — сказал Вадим, — именно убили, Аким Павлович.
Аким Павлович недоуменно вздернул плечи:
— Но зачем? Кому мог помешать пожилой человек? Если не ошибаюсь, мужик он одинокий, жил тихо, мирно, дорогу никому не переходил, к чужому добру рук не тянул, по чужим женам не ходил. Ума не приложу… А почему, кстати, вы усматриваете этот трагичный случай в контексте с заводом? При чем тут завод?