Юрий Юрьевич вглядывался в глаза ученицы, словно хотел узнать, глубоко ли проникают ей в душу его слова, воспринимает ли она их.
— Хорошо было бы вам побывать на занятиях в литературной студии, — сказал учитель. — Есть, знаете, такая студия для начинающих при Союзе советских писателей.
— Как? В студии? — сладко и тревожно отозвалось сердце.
Нина не могла представить, что она пойдет в литстудию, которой руководят писатели, увидит людей, произведения которых читает весь народ.
Учитель заметил ее замешательство и улыбнулся.
— А что, я верю в ваши литературные способности. Те ваши рассказы, которые я читал в школьной стенгазете, совсем неплохие. Это первые литературные опыты, но в них уже есть живой огонек. Если хотите, я поговорю о вас в Союзе. Только мне хотелось бы, чтобы вы по-настоящему поняли, какое это могучее идейное оружие — слово! Я так думаю, Нина, что, наверное, нет такого другого оружия по своей силе. И знаете, написать хорошую книгу — это сравнимо с трудовым подвигом. Если вас не пугает самоотверженная напряженная работа, дерзайте! А я всегда буду рад вам помочь.
Нина вышла из комнаты окрыленная. Она еще будет работать над сюжетом и напишет рассказ, с героями которого уже крепко сдружилась. Она побывает на занятиях литстудии, которой руководят настоящие писатели!
С этим чувством большой радости Нина пошла на пионерский сбор в пятый класс — впервые пошла, как вожатая отряда.
Она даже забыла о своих опасениях, забыла о существовании Николая Сухопары и других озорников, от которых можно было ждать коварных выходок.
В коридоре Нину встретила Зинаида Федоровна, руководитель пятого класса. Это была светлоглазая женщина с такой кроткой и хорошей улыбкой, что любому, кто разговаривал с нею, становилось на сердце уютно и спокойно. Эта улыбка словно освещала ее уже немолодое лицо какой-то весенней радостью, и Нина поняла, что учительница специально ждала ее, чтобы ободрить и вдвоем пойти на собрание.
Из двери класса выглянул какой-то ученик, за ним — второй, и в один миг исчезли.
— Дежурные, — сказала, улыбаясь, Зинаида Федоровна, — вас ждут. Хорошие дети, я уверенна, что вы найдете с ними общий язык. Важно сразу сдружиться.
Она открыла дверь, и Нину вдруг снова охватило недавнее волнение. Какими-то не своими, деревянными ногами она вошла в класс, ощущая себя низенькой толстушкой.
Учительница представила Нину.
— Это ваша новая пионервожатая, вы ее знаете, она уже приходила к нам. Звать ее Нина, она учится в десятом классе и в этом году будет сдавать экзамены на аттестат зрелости. Придет время, и вы тоже сдадите последний экзамен и проститесь со своей школой.
Легкая грусть зазвучала в голосе Зинаиды Федоровны, ласковыми глазами осмотрела она притихших детей и продолжала говорить:
— Вы даже и не заметите, как быстро промелькнут ваши школьные года. Пусть же каждый из вас даст себе слово, что будет образцовым пионером и будет учиться так, чтобы ни один день в школе не прошел бесследно. Чтобы не пришлось сетовать перед последним экзаменом на свою невнимательность на уроках, на плохое поведение. Желаю же вам, дети, интересной работы, любите и уважайте свою новую вожатую!
Она вышла из класса, и Нина осталась одна с тремя десятками ребят и девочек, которые любопытными глазами следили за каждым ее движением.
Первые слова, которые сказала Нина, показались ей чужими, будто не она их произнесла, а кто-то посторонний. Но с каждой минутой девушка становилась смелее, яснели ее мысли, и скоро неприятное чувство какой-то скованности совсем прошло.
Удивительно было, что не кто-то другой, а именно Николай Сухопара, вернул Нине уверенность и твердость. Едва вожатая начала говорить, как на задней парте возник шум. Оказалось, что Сухопара тянет за руку какую-то девочку, а та раскраснелась, молча сопротивляется.
— Что случилось? — вырвалось у Нины. — Зачем… зачем ты ее тянешь?
Сухопара, и глазом не моргнув, ответил:
— А почему она села возле меня? Сидит здесь… Мешает.
Нина рассердилась, но, сдерживаясь, спокойно спросила:
— А ты подумал о том, что она тоже пионерка, твоя одноклассница?
— Ну, так и что? — дерзко бросил Сухопара и уже специально еще раз дернул девочку.
— Оставь ее и сядь на первую парту! — приказала Нина.
Но мальчик и не пошевелился.
— Не пойду, мне и здесь хорошо, — промолвил он, посматривая исподлобья на вожатую.
— Ты нам будешь мешать работать, — сказала Нина, — иди на первую парту.
Она уже знала — Сухопара не послушается, и сейчас случится что-то такое, что вдруг принизит ее, сделает смешной перед всем отрядом.
— А вы не учительница, чтобы приказывать! — парировал Сухопара и с независимым видом сел на свое место на последней парте.
В классе вдруг залегла тишина. Нина глянула на детей и со страхом прочитала в их глазах не сочувствие к себе, не осуждение грубияна, а выражение острого любопытства — что, мол, теперь сделает новая вожатая?
Это была критическая минута. Нина собрала всю силу воли, чтобы ничем не обнаружить волнения.
— Зачем мне приказывать? — промолвила она. — Если будешь мешать, тебя утихомирят твои товарищи, пионеры. Вы же все хотите, чтобы работа в отряде была интересной и полезной? Чтобы никому не было скучно?
— Хотим! — сказал кто-то из пионеров.
— Слышишь, Сухопара? Ты цепляешься к девочке, а учишься, наверное, хуже ее?
Среди детей будто повеял ветерок, и Нина с радостью ощутила, что напряженность исчезла так же неожиданно, как и появилась.
— У него и двойка есть! — ответило несколько голосов.
Сухопара пробормотал:
— Ну и пусть!
Нина обратилась в девочке:
— Как тебя звать?
— Оля Лукошко.
— Вот что, Сухопара: чтобы ты никогда Оли Лукошко не трогал! Договорились? А сейчас давайте решим, как нам работать.
Сухопара остался на своем месте, на последней парте, но Нина ощутила, что он посрамлен и что ей помогли в этом пионеры, в которых еще минуту назад, казалось, она не найдет поддержки.
Председателем совета отряда был Ефим Кочетков — стройный худой мальчик с быстрыми движениями, которого все товарищи почему-то называли Юша. Он был в высоких сапожках, носил штаны галифе и гимнастерку, наподобие военной.
— Разрешите обратиться, — сказал он Нине. — Так у вас же, наверное, есть готовый план, как нам работать?
Нина хотела уже развернуть свою тетрадь, куда записала все, что надумала провести в отряде. Но в последний миг сказала:
— Никакого плана у меня нет. Это было бы совсем неинтересно. Мы сами сейчас составим план, чтобы работа в нашем отряде была наилучшей!
Сначала воцарилось молчание. Видно было, что пионеры привыкли всю работу в отряде проводить по готовым планам вожатых. Потом началось перешептывание, кто-то поднял руку, за ним второй, третий, и будто прорвалась плотина — одно за другим посыпались предложения.
— Мы хотим, — сказал Юша, — чтобы у нас был кружок юных мастеров, как во Дворце пионеров. Там очень интересно! Там и модели самолетов делают! И глобус сделали как настоящий, только очень большой. Я сам видел.
В эту минуту жалобно звякнуло перо, вогнанное в парту. Кто-то засмеялся, а несколько голосов крикнули:
— Ну-ка, ты! Коровайный! Запрячь перо!
Тот, кого назвали Коровайным, скорчил смешную гримасу, но, увидев, что никто не смеется, вдруг схватился и сказал:
— А меня почему не спрашиваете? Я хочу пойти посмотреть, как печатают книжки. Мой отец в типографии работает. Я только один раз в типографии был. Еще бы пошел. Там тоже интересно!
— Хорошо, — сказала Нина. — Запишем: типография.
Коровайный сел, намеренно громыхнув крышкой парты. «Тише!» — прикрикнули на него.