Все почувствовали, как учительница тяжело вздохнула, глянула на Нину и рукой взялась за косяк, словно хотела опереться.
— Хорошо, — сказала она, — это никогда не повторится… Спасибо.
Она медленно подошла к столу и развернула журнал.
Стояла глубокая тишина — это «спасибо» взволновало класс. Учительница еще и благодарила — за что? Многие ученики не смели глянуть ей в глаза.
Нина ощутила, как сердце ее сжалось, и будто впервые увидела седую прядь на голове учительницы. Она была совсем белой, как серебряная изморозь.
Надежда Филипповна молча смотрела на класс, и неожиданно широкая улыбка осветила ее лицо. Словно ничего не случилось, спросила:
— Кто не выучил урок?
Все молчали.
— Я спрашиваю, — говорила она, — чтобы случайно не вызвать того, кто не выучил урок. Я это говорю вполне серьезно. Не хочется навлекать позор на такого ученика перед всем классом. Да и мне не придется за него краснеть.
Она помолчала. По классу промелькнул шелест, и снова все стихло.
— Хорошо, — сказала учительница. — Все выучили. Я рада за вас.
Встала Юля Жукова:
— Надежда Филипповна, а у нас при таком условии не разведутся бездельники? Это, значит, и двоек теперь ни у кого не будет?
— Понимаю вас, — серьезно промолвила учительница. — Но я учитываю, что это — десятый класс, выпускной, люди вы — сознательные. И потом — тот, кто не выучит сегодня, должен будет вместе с новым материалом ответить мне и прошлые задания. И в конце концов, выучить урок можно по-разному: на пятерку и на тройку. А кое-кому лишь может показаться, что он выучил…
Первой она вызвала Марию Полищук. «Так и знала, как предчувствовала», — мелькнула у нее мысль.
Марийка сама втайне удивлялась, с каким подъемом вышла отвечать урок. Она ощущала острую потребность высказаться перед всем классом, рассказать все то, о чем узнала сегодня утром, сидя над книжками. И если бы кто-то сказал Марийке, что ее подъем — всего лишь от уверенности в себе, так как выучила урок, хорошо справилась с домашним заданием, то ученица, наверное, запротестовала бы. Разве можно было назвать домашним заданием или обычным уроком ту глубокую и напряженную работу, которую она проделала?
Надежда Филипповна села за стол, подперла подбородок кулаками и приготовилась слушать. Но уже скоро заинтересованно повернула к Марийке голову, ее брови поднялись от приятной неожиданности. Так ей еще никто в этом классе не отвечал. Учительница сразу ощутила, что ученица не только с блеском усвоила урок. Нет, она рассказывала не языком учебника, а собственными взволнованными словами о том, что, наверное, передумала сама, что вычитала из других книг, и из ее рассказа обрисовывался полный очарования, живой образ писательницы — мужественной женщины, борца…
Когда Марийка заговорила о том, как представляла себе писательница счастья человека, Надежда Филипповна встала и, вся просветлев, будто помолодевшая, радостно продолжала слушать ученицу. А Марийка страстно говорила про «Надпись на руине», про «Осеннюю сказку», о светлой идее «Лесной песни», как Мавка на берегу сонного озера упрямо искала тропу к счастью…
Класс как-то удивительно притих. Мария Полищук, обычная десятиклассница, которая ничем не отличалась от других учеников, вдруг переступила какую-то невидимую черту и словно выросла на целую голову. И это было тем удивительнее, что она отвечала всего лишь обычный урок!
Марийка ощущала это напряженное внимание. Она глянула на класс, и ей бросилось в глаза заинтересованное белокурое лицо Нины.
Сжав губы, строго сведя брови, слушала Юля Жукова. Даже Мечик Гайдай, который большее интересовался танцами и модными галстуками, чем украинской литературой, тоже внимательно слушал.
Надежда Филипповна с сожалением глянула на часы и неохотно остановила ученицу: хотелось выслушать ее до конца. Но надо же вызвать еще и других.
— Вы очень хорошо отвечали, Полищук, — сказала учительница. — Я рада за вас.
Она взяла ручку и склонилась над журналом. Потом глянула на класс, улыбнулась:
— Пятерку вам, Полищук, ставлю особую. Она не похожа на другие. Вы здесь не просто урок ответили, а прочитали страстный доклад. И в моем представлении никак не связывается с сегодняшней пятеркой ваша прошлая тройка.
Надежда Филипповна прошлась по классу и остановилась возле парты, где сидела Лида Шепель.
— В прошлый раз я вас вызывала, — обратилась она к ней, — хочу и сегодня послушать. Прошу.
Шепель, не торопясь, встала — высокая, в черном платье, — и для чего-то сняла очки. Прищурив близорукие глаза, смущенно смотрела на учительницу.
Никто не знал, какая буря в эту минуту бушевала в ее сердце. Шепель была уверенна, что если на прошлом уроке ее вызывали, то сегодня можно быть вполне спокойной — не спросят. И поэтому она только один раз прочитала задание и то не совсем внимательно. Чувствовала, что ничего не сможет ответить.
— Надежда Филипповна, — промолвила она, — я решила воспользоваться вашим… вашим вопросом… К сожалению, я сегодня не совсем хорошо выучила урок.
Учительница изумленно подняла брови:
— Но не слишком ли поздно вы, Шепель, решили ответить на мой вопрос?
Классом прокатился легонький смешок.
— И к тому же мне не все понятно, — говорила дальше учительница. — Что, например, означает «не совсем хорошо»? Вы не знаете урок на пятерку или совсем не выучили?
Шепель замялась:
— Не выучила.
— Садитесь, — промолвила Надежда Филипповна. — Верю вам. Я хоть и вызывала вас на прошлом уроке, но ваш расчет, как видите, был не совсем точный.
Она глянула на Жукову.
— А вы беспокоились, что у нас теперь не будет двоек!
В классе снова ветерком пробежал смешок.
Юля Жукова настороженно насупилась: учительница вызвала Варю Лукашевич.
С тех пор как Юля с Виктором ездили к Варе и не застали ее дома, прошло всего три дня. Лукашевич так и осталась для Жуковой загадкой. Юля чувствовала, что эта девушка начинает ее нервировать.
«Еще этого не хватало! — сердилась на себя Юля. — Других поучаю, чтобы были выдержанными и владели собой, а у самой терпение лопнуло!»
Она следила, как Лукашевич тихо вышла из-за парты и, стараясь ни с кем не встречаться глазами, посмотрела куда-то поверх голов в противоположную сторону. Отвечала она тихим голосом, так что учительница вынуждена была попросить говорить громче. Урок Лукашевич знала слабенько и, отвечая, несколько раз с печалью взглянула на свое уютное место в уголке. Явное облегчение мелькнуло на ее красивом личике, когда, в конце концов, учительница разрешила ей сесть.
Здесь и произошел случай, совсем мелкий, который, однако, удивил весь класс, а больше всех Жукову, так как все, что касалось Вари, вызывало сейчас у секретаря комитета комсомола повышенное любопытство.
Идя на свое место, Лукашевич вынула из кармана платочек, и вдруг на пол посыпалось много фотокарточек — целая пачка.
Ужасно смутившись, девушка бросилась их собирать, ей помогали ученицы, сидящие рядом. Все произошло очень быстро, и через минуту Варя, красная, как цветок, уже сидел на своем месте. Тем не менее много учеников успели увидеть, что на всех карточках была сфотографирована Варя Лукашевич в разных местах и в разных позах.
После урока Юля подошла к ней.
— Я не знала, что ты любишь фотографироваться!
Варя подняла темно-синие глаза, снова густо покраснела.
— Я не очень люблю… И как я забыла их в кармане?
— Кто же тебя фотографирует? — допытывалась Юля.
Варя потупилась, совсем как маленькая девочка.
— Какая вы любопытная… Ну он — мой друг…
…Нина и Марийка прохаживались длинным коридором и разговаривали.
— Ты отвечала чудесно! — говорила Нина. — Слышала, что сказала Надежда Филипповна? Пятерку ты заслужила особую! Поздравляю, Марийка!
Нина хотела улыбнуться, но ощутила, что улыбка не выходит. Это немного взволновало девушку, но выручил Николай Сухопара, бежавший по коридору.