— Лиде Шепель, — сказал Юрий Юрьевич, — поручаю быть организатором наших газетных обзоров. Шепель распределяет, кому делать обзор и по какой газете и вообще отвечает за это дело.
К следующему классному собранию Лида Шепель начала готовиться сразу же после этого совещания. Девушку мучило, что она не может решить, какую газету взять для обзора ей самой. Наверно, она остановилась бы на «Правде», но Юля Жукова еще на совещании попросила информацию по «Правде» оставить за нею.
Вечером Лида пошла в городскую библиотеку, выбрала уютный уголок в зале и погрузилась в чтение. С новым, сложным чувством знакомилась с газетами, которые раньше знала лишь по названиям. Она читала до сих пор (да и то не всегда) пионерские и комсомольские газеты, иногда «Правду». А сегодня впервые в жизни взяла в руки «Литературную газету», «Труд», «Советское образование». Ее удивляло, как могло случиться, что раньше она не заглядывала в эти газеты. Было и интересно, и радостно, будто открывала для себя новый мир и вместе с тем искоса посматривала на соседей — не читают ли они ее тайные мысли?
Ее заинтересовал очерк в газете «Труд» о машинисте экскаватора, о могучей технике, какой государство оснащивает стройки новых гидростанций. Шепель припомнила давний разговор с Марийкой и Ниной о выборе профессии. До сих пор она хвалилась одноклассникам, что избрала себе профессию инженера, строителя машин, которые будут преобразовывать природу. Но она и сама толком не могла бы объяснить, что это будут за машины.
И только сейчас ясно представила исполинский шагающий экскаватор, построенный по ее собственным чертежам. Потом мечта нарисовала еще какую-то удивительную машину, которая прогрызала насквозь каменную гору, прокладывала туннель…
Шепель подумала, что только в этот вечер она по-настоящему представила себе будущую специальность.
Вечер прошел незаметно. Лида ощущала, что он стоит многих других вечеров. Ее радовало, что теперь она твердо знала, о чем будет информировать одноклассников.
Домой вернулась поздно. Мать еще не спала. С укорами набросилась на дочь:
— Лида, что это за мода? Жду тебя, жду, душой вся измучилась! Никогда же так поздно не приходила! Где ты была?
— В читалке, мам.
Мать покачала головой.
— Этого еще не хватало! Лучшее бы уроки зубрила. Гляди, дочка, сегодня — читалка, завтра — кино, это ли тебе нужно?
— Нужно. Мои же подруги ходят, а чем я хуже их?
— Ой, дочка, подруги до добра не доводят. Самая себе будь подругой да мать слушай!
— А может, и мне хочется быть на людей похожей!
Мать аж руками всплеснула — до того непривычными были дочкины слова.
25
Юля Жукова собиралась на вечер молодых избирателей, когда неожиданно пришел Виктор.
— Юля, ты до сих пор не готова? А я зашел за тобой.
Девушка ужасно обрадовалась, но и смутилась из неожиданности — ведь Виктор зашел к ней впервые.
Она усадила его за стол, сунула в руки какой-то журнал, а сама побежала в соседнюю комнату одеваться.
Юлины братья готовили уроки. Они были, как две капли воды, похожи друг на друга, и Виктор подумал, что никогда не смог бы различить — где Федько, а где Митя.
Со стола упала тетрадь, один из мальчиков наклонился за ней, но другой уже успел схватить тетрадь и хлопнуть ею брата по голове. Пока первый мальчик вращал головой, второй успел хлопнуть еще раз. Наверно, вспыхнула бы потасовка, но Виктор взял мальчугана за руку:
— Подожди! Как тебя звать?
— Митя. А что?
— Что же ты, Митя, задачу решаешь или безобразничаешь? Разве можно бить тетрадью?
— А чем же лучше? — деловито спросил Митя.
Виктор понял, что не совсем точно поставил вопрос и начал исправлять дело.
— Тетрадь — это оружие школьника, — поучительно сказал он, — а ты его не уважаешь.
Митя фыркнул:
— Какое это оружие! Вот у меня в прошлом году рогатка была, из нее даже в воробья можно попасть.
— Это не такое оружие, — промолвил благоразумно Федько. — Это в обучении.
— Я и без тебя знаю, — махнул рукой Митя.
В комнату вошла мать — Мотя Карповна, прикрикнула на мальчиков и подсела к Виктору.
— Сейчас Юля оденется. Извиняйте, что приходится ждать.
Она начала рассказывать о том, как учатся ее Митя и Федько, как Митя не жалеет одежду — так все на нем так и горит.
Юле были слышны отрывки разговора, она торопливо одевалась, опасаясь, чтобы мать не сказала чего-то «лишнего». Девушка глянула на часы и обеспокоилась — сейчас должен прийти отец. Что как он под хмельком? Не хотела, чтобы Виктор увидел его в таком состоянии.
А Виктор слушал Мотю Карповну, незаметно осматривал комнату и с тайной радостью думал, что вот здесь живое Юля, за этим столом она помогает Мите и Федьку готовить уроки, вот на гвозде висит ее портфель, а на том столике, что в уголке, лежат ее книжки. Казалось, каждая вещь в этой комнате овеяна присутствием Юли, незримо несет на себе прикосновенье ее рук.
Мотя Карповна заметила, что парень смотрит на красную бумажную розу, и объяснила:
— Юленька делала! Она у нас все умеет. А вышивала как — еще в шестом классе. Теперь времени нет. Другим занята. Все читает и выписки себе делает, а то — за уроками сидит.
Виктору очень захотелось погладить бумажную розу, ощутить под ладонью ее шелест, но в эту минуту к ним вышла Юля — сияющая и поглощенная заботами:
— Мы не опоздаем?
Парень глянул на ее шелковое, но скромное коричневое платье, и Юля показалась ему такой нарядной и такой милой, что у него замерло сердце.
На улице Юля спросила:
— Ты почему так смотришь на меня?
— А как же я могу иначе смотреть на тебя? — ответил Виктор. — Как мы сдружились с тобой, Юля! Я так часто думаю о тебе. Закрою глаза — и мне кажется, что ты рядом со мной, мы взялись за руки и идем вперед, идем…
— Скажи, Витя, чем я тебе нравлюсь?
— Трудный вопрос. Сразу и не скажу. Наверное, тем, что ты — Юля Жукова… такая, как есть, с твоими хорошими мыслями, мечтами. Мне кажется, что ты, например, могла бы, как Зоя, пойти на подвиг. Могла бы? Правда?
Юля задумалась.
— Я думаю над твоими словами, Виктор. Я люблю свою Родину, правда. Но разве этого достаточно?
— Ну? Как же?
— А так. Недостаточно! Не удивительно любить такую Родину, как у нас — единственную в мире! А вот умеешь ли ты ненавидеть?
Виктор изумленно поднял брови, и Юля с задором продолжала:
— Да, да, если ты по-настоящему любишь, — слышишь, по-настоящему, Виктор, — так сумей же всем сердцем и ненавидеть то, что мешает нам идти к коммунизму! Ненавидеть и бороться против него! Вот тогда не только ты будешь любить, но и тебя полюбит Родина. Это более трудно — заслужить любовь народа, более трудно, чем самой любить!.. Преданность народу надо еще доказать своими делами.
— Что же, — сказал Виктор, — каждый и доказывает. И агроном, и инженер, и рабочий. Так ведь, Юля? Рабочий, который, скажем, варит сталь. А на ней самая высокая в мире — советская марка!..
Огромный зал лучшего в городе театра звенел от молодых голосов, смеха, песен, вдруг срывающихся то в одном конце, то во втором. Гул перекатывался волнами, бил прибоем в высокие, украшенные мозаикой стены, поднимался вверх до белоснежного купола, озаренного ослепительными люстрами.
Юле Жуковой посчастливилось найти свободное место в третьем ряду. Прямо перед ее глазами полыхал бархатом вишневый занавес, чуть-чуть подрагивающий, словно от дыхания многолюдного шумящего зала. Всюду — в партере, в ложах — веселая молодежь с нетерпением ждала начала торжественного собрания, после которого должен был состояться концерт.
Юля ждала этого концерта с особым нетерпением, так как в программу входил отдельный раздел «Комсомол и песня», подготовленный старшеклассниками ее школы. Волновалась и за Виктора, который с самого начала пошел за кулисы, так как должен был выступать от имени школьной молодежи.