Первой выступила Юля Жукова. Она умело использовала материалы из «Правды» и так рассказывала о событиях в Корее, что в классе стояла глубокая тишина.
Потом говорила Нина Коробейник. Она опасалась, что не всем будет интересно слушать о статье «Творческая требовательность писателя» из «Литературной газеты». А Нину наибольше заинтересовало то, как писатели работают над своими произведениями. Ученица не только пересказала содержание статьи, но и дополнила ее примерами из жизни ученых-изобретателей, упомянула о великом множестве опытов Мичурина и Павлова, об их настойчивости в поиске нового. Закончила она выводом, что требовательность к себе — это основное, какую бы работу ты ни выполнял.
Слушали Нину очень внимательно. Юрий Юрьевич использовал ее выступление, чтобы поговорить о выборе профессии.
— А что же, по-вашему мнению, — обратился он ко всему классу, — порождает такую требовательность, такую настойчивость? Подождите, Коробейник, я хочу, чтобы ответил кто-то другой. Ну, хотя бы Гайдай.
Мечик встал, молча пожал плечами.
— И это весь ваш ответ? — изумленно поднял брови учитель. — Если бы вы посмотрели сейчас на себя со стороны, впечатление было бы не из приятных.
— А что? — спросил Гайдай. — Я сразу так не могу ответить.
— Гм… У вас, в самом деле, беспомощный вид. Садитесь.
Кто-то из учеников потихоньку засмеялся. Мечик покраснел.
— Я могу ответить, — глухо сказал он. — Понятно, что требовательность к себе порождается чувством ответственности за порученную работу. И думаю, что — любовью к работе.
— Глубокой любовью! — подчеркнул Юрий Юрьевич.
— Юрий Юрьевич, разрешите мне, — встала Марийка Полищук. — Мне хочется сказать, что требовательность к себе мы должны развивать еще в школе. Ведь у любого из нас есть цель: строить коммунизм. Ради этой светлой цели мы и должны закалять в себе лучшие качества. Ну, и, конечно, подавлять все то, что омрачает прекрасное в нашем характере, в наших мыслях и чувствах!
Ученица говорила страстно. В ту минуту она даже забыла, что обращается не к кому-то из подруг, а к своему учителю, ко всему классу.
— Ближайшая моя цель, — продолжала Марийка, — успешно окончить школу, побольше накопить знаний. Это приближает меня к другой цели — избрать любимую профессию, все свои силы отдать народу. Но если у меня не будет требовательности к себе, как же я осуществлю свою мечту? А мечтать и не прилагать усилия, чтобы мечта стала реальностью — это не к лицу, я думаю, никому из нашей молодежи!
Поспорили, в каком классе школьник уже может сознательно думать о требовательности к себе. Спор еще не успели закончить, как Лида Шепель запротестовала:
— Время идет! А у нас же еще информация по «Учительской газете», по медицинской, по «Труду»!
Лида не могла дождаться, когда же, в конце концов, придет ее очередь докладывать. Она увлеклась очерком о машинисте шагающего экскаватора в газете «Труд».
Если Шепель раньше говорила о том, что избрала себе специальность создателя машин, которые будут преобразовывать природу, она, правду говоря, мало представляла себе будущую работу. Чаще всего она видела в мечтах какую-то фантастическую машину, которую начертила. Машина с ревом вгрызалась исполинским сверлом в гранитную скалу, летели камни, тучи пыли стояли над горой. Любила Лида думать о пустыне, которую превращает в тенистый сад тоже необыкновенная машина ее, Лидиной, конструкции. Это были совсем наивные детские мечты, и никому в голову не могло прийти, что «вобла» Шепель может о чем-то пылко мечтать.
После острого спора с Ниной и Марийкой о выборе профессии, а со временем после памятного для Лидии комсомольского собрания она серьезно задумалась над своей будущей работой. В самом деле, какой профессии посвятит она свою жизнь? К чему у нее наклонности? Откуда она взяла, что ее призвание — создавать фантастические машины?
Припомнилось, как на уроке географии учитель принес в класс большую картину: голая пустыня, песчаные барханы, караван верблюдов, и только где-то далеко едва виднеются пальмы, серебрится река.
«Это только мираж, — сказал учитель, — никакой реки в этих песках нет. Но если пустить в такую пустыню воду, прорыть каналы, все вокруг изменится, оживет, появятся сады, виноградники, пастбища».
Это было в четвертом или пятом классе. И Лида тогда спросила: «А почему же никто не пророет такой канал?» — «Придет время, — ответил учитель, — советский народ превратит пустыни в цветущие сады. Для этого нужна техника, могучие машины. Может и ты, Лида, как вырастешь, будешь строить такие машины».
А почему бы, в самом деле, не взяться ей за это дело? Вот только бы скорее вырасти!
А через два года девочка узнала, что такие исполинские каналы уже роют в Советской стране.
И все чаще думала ученица, что именно она будет строить еще не виданные машины. Где они пройдут — будет шуметь вода, будут зеленеть поля, ветвистые деревья будут гнуться к земле под весом яблок.
Очерк в газете словно помог Лиде Шепель спуститься на землю. Теперь она уже не витала в заоблачных фантастических мечтах. Чудесная, но целиком реальная машина, которая заменяет труд целой армии землекопов, уже работает на стройках. И таких машин нужно еще много-много, чтобы они наступали на степи и пустыни грозными колонами.
Предчувствие большого счастья забивает Лидии дыхание. Она видит в воображении стального великана собственной конструкции. Вот он выходит с завода, мощные краны грузят его части на железнодорожные платформы. Счастье такое еще не изведано, его можно еще только предчувствовать, но уже именно его предчувствие поднимает Лиду, и одноклассники замечают в ней какое-то изменение, а что — не могут понять.
Поразило ученицу еще и то, что в статье говорилось о скромном машинисте экскаватора, о людях, которые управляли машиной. И девушка задумалась над тем, что самая совершенная машина будет мертвой без человека, без его глубокого ума, без его горячей руки.
Свое выступление Лида и начала рассказом о машинисте и его работе на строительстве исполинской гидростанции. Потом рассказала о шагающем экскаваторе — замечательном произведении советских людей — и закончила тем, что решение ее поступить в машиностроительный институт окончательно окрепло.
— Передо мной рисуется картина моей будущей вдохновенной работы, — говорила Шепель. — Если машины, над созданием которых я буду работать, выйдут на трассы народных строек, я буду чувствовать безмерное счастье…
Лида стояла у доски бледная от волнения, и Юрию Юрьевичу казалось, что он вызвал ее отвечать урок. Тем не менее учитель понимал, что сейчас перед классом стояла не только ученица, но и юная патриотка со страстной мечтой о трудовом подвиге.
— Я много передумала, — продолжала Шепель, — после того комсомольского собрания, на котором… ну, на котором говорили обо мне. Я много поняла… По-другому увидела свою будущую профессию. Мне кажется, что надо много, очень много работать, учиться.
Что-то предательски блеснуло у Лиды под стеклышками очков. Она замолчала, глянула на Юрия Юрьевича и на класс.
— Ну, вот и все, — промолвила тихо.
В тишине она пошла на свое место. Все были растроганы ее искренними словами. Казалось, что таких слов никогда нельзя было услышать от холодной и сухой Лиды.
Юрий Юрьевич почувствовал, что он должен сейчас сказать что-то дружеское, теплое. Глаза всего класса повернулись к нему.
Он подошел к окну, сквозь которое просматривалась часть школьного двора с деревянным забором и катком. Несколько школьников — мальчиков и девочек младших классов — катались на коньках. Падал тихий снежок.
— Спасибо, Лида, — сказал Юрий Юрьевич, — вы напомнили мне мою юность, то время, когда я так, как и вы, с особым вдохновением ощутил красоту своей будущей профессии. И мне понятен ваш подъем. Верю, что он не угаснет. А среди товарищей, в школьном коллективе, вы всегда найдете себе поддержку. Только вот что. Восхищайтесь перспективами, но умейте также трезво взвешивать свои возможности. Сумейте мобилизовать себя. Цель благородная, найдите к ней ясный и благородный путь. Мне, знаете, понравилось, как вы сегодня, рассказывая про экскаваторщика, про его машину, связали это со своей будущей специальностью.