Он всхлипнул и положил голову на стол. И всхлипывая, и смежая глаза, все еще с горечью бормотал что-то. А протянутая на столе рука его, рука рабочего-труженика, с широкой ладонью и черной въевшейся пылью, — шевелилась, и пальцы тоже шевелились, сгибались и разгибались, словно продолжали разговор.
На улице Марийка сказала:
— Я тебе очень сочувствую, Юленька! Сочувствую. Я никогда не смогла бы так строго разговаривать со своим отцом.
— Так как у тебя нет отца, — горячо ответила Жукова. — И он у тебя был, наверное, не такой, как мой.
— А все же ты с ним жестко разговариваешь. В самом деле — жестоко!
Юля горько улыбнулась:
— Ты так думаешь? А он разве не жестокий? Я очень мучаюсь, Марийка, что мой отец — бракодел и прогульщик. Ты же знаешь — о нем не раз писали в заводской многотиражке, говорили на собрании. Ну, на какое-то время он подтянется, исправится. А потом снова срывается.
Юля безнадежно махнула рукой.
Некоторое время подруги шли молча, потом Полищук спросила:
— Ты… ты не любишь его?
— Отца? Люблю, Марийка, — искренне сказала Юля. — Поэтому и больно так. И маму очень жалко, и Митю с Федьком.
Большое ателье, где хотела сфотографироваться Марийка, сегодня было закрыто, и поэтому подруги повернули в боковую улицу, ведущую на базар. Здесь зашли в небольшую фотографию-пятиминутку.
— Нам и надо, чтобы за пять минут, — засмеялась Марийка, — иначе мы опоздаем в школу.
— Садитесь, девочки, — засуетился фотограф, молодой, красногубый, с маленькими усиками. — Никто вас так не снимет, как я. Съемка первоклассная. Вот сюда, прошу.
— Мы уже не девочки, — сказала Марийка.
— Извините. А как же вас? Не барышни же? Хотя меня часто называют кавалером. Красивое слово. Я люблю красивые слова. Вот, например: шмен-де-фер! Музыка! Вас не учат этой науке? Да. Квитанцийку выпишу сам: кассирша сегодня заболела. А теперь прошу сюда. Головку немного набок. Для деловой карточки можно без улыбки.
Закончив фотографировать, он элегантно шаркнул башмаками и бросился подавать Юле пальто. Она не заметила, как фотограф, будто случайно, погладил ее руку.
— Это еще что? — воскликнула девушка.
Марийка увидела, как лицо подруги покраснело от возмущения.
Юля помахала в воздухе рукой так, будто обожгла кожу, потом, порывисто повернувшись на каблучках, резко бросила фотографу через плечо:
— Карточек не делайте! Не трудитесь! Мы за ними не придем!
Подхватив под локоть Марийку, она быстро вышла. На улице Юля на миг остановилась и спросила:
— Ну, что ты скажешь? Наверное, что я жестоко «простилась» с этим фертиком?
Марийка удивленно посматривала на подругу.
— Правду сказать, ты слишком резко… Всего ждала от тебя, но не думала, что ты так можешь сказать человеку. «Карточек не делайте! Мы за ними не придем!» Это же, Юля, что ни говори, обидно для него…
— Очень тебе признательна! Ты «всего ждала» от меня. Например?
— Всяких энергичных и решительных поступков.
— И не ошиблась. А что же, пальчиком ему погрозить: «Ай-ай, как вы смеете?» Нет, это безобразный человек!
На школьном крыльце стоял Виктор Перегуда.
— Привет нашим знаменитым десятиклассницам! — произнес он.
— Благодарю, только почему ты здесь стоишь? — удивилась Юля. — Ведь сейчас начнется урок!
— Да, через семь минут. Я стою здесь и жду, так как еще издали увидел вас и беспокоюсь, чтобы вы не опоздали. В особенности о вас, уважаемый секретарь комитета комсомола.
— Благодарю! Но почему в особенности обо мне? Разве в моем характере опаздывать?
— Именно поэтому и беспокоюсь о вас. Чтобы вы, так сказать, до конца выдержали марку!
— А вот, друзья, как мы сегодня выдержим марку на контрольной по тригонометрии? — засмеялась Марийка.
— За вас не знаю, — сказал Виктор, — а за себя ручаюсь. У меня есть талисман счастья. Не верите? Волосок с гривы берберийского льва, который я подобрал в Цирковом манеже. Могу половину дать вам, я не жадный.
Вдруг, как вихрь, сзади налетела стройная девушка с длинными пушистыми ресницами и бровями шнурочком, как у куклы. Она по-мальчишески толкнула в спину Виктора, мимоходом хлопнула ладонью по плечу Марийку, закричала:
— Бездельники! Болтают здесь! Сейчас урок начнется!
— Софа! Смилуйся! — схватился Виктор за спину. — Так и искалечить можно.
У Софы поблескивало на груди несколько спортивных значков, она очень дорожила ими и гордилась правом носить их, особенно значком парашютиста — голубым, с раскрытым парашютом.