— Ты знаешь, о чем я думаю? Слышишь, Юля? — обратилась она к Жуковой, которая в другом углу комнаты смазывала маслом инструменты. И вдруг повела на Юлю серьезную атаку: — Давно хотела с тобой поговорить, Юля, ты слышишь или нет? Скажи, какое ты имеешь право вести такие разговоры? Ты знаешь, что делаешь преступление? Ты размагничиваешь весь класс!
— Мария, ты с ума сошла! — откликнулась Жукова.
— Уже и я кажусь тебе сумасшедшей? На каком основании ты всюду твердишь, что Мечика уже ничем не исправить? Ну, скажи, на каком основании? Да разве он преступник, рецидивист? А ты махнула на него рукой и других и к тому же призываешь. Что ты делаешь?
Неожиданно это решительное наступление поддержал Виктор. Он даже остановил на минуту станок, на котором до сих пор сосредоточенно обтачивал какую-то деталь.
— А Марийка права, — сказал он. — Мы еще не все испробовали.
Юля закатила вверх глаза, всплеснула руками:
— Великий святый боже! Ты слышишь этих людишек? Порази же их немедленно грозой за их бессовестную клевету на меня! «Еще не все испробовали?» Все испробовали, Виктор, все! Ничегошеньки не помогло!
— Слушай, ты не ругайся, — еще с большим задором наступала Марийка. — Скажи, мы хоть раз ходили к родителям Мечика?
— А что ходить, если твой Мечик коньяк по ресторанам хлещет! Пойми же это, дорогая Мария! Давай без горячности. В каждом коллективе есть какой-то процент людей распущенных, которых может перевоспитать только трудовой лагерь. Это — законный процент, так как не может весь коллектив состоять только из полезных тружеников. Обязательно обнаружится какой-то трутень.
— Хорошо, давай спокойно. Меня ужасно удивляет твоя жестокость.
— Жестокость? Моя?
— Подожди, договорились же без горячности. Как ты равнодушно, бессердечно отдаешь одноклассника, нашего товарища, в трудовой исправительный лагерь! Конечно! Так выходит по твоим словам. Давайте, мол, махнем на него рукой, пусть его перевоспитывают в лагере!
Виктор прибавил и себе:
— Удивительно, Юля, удивительно! Ты ведь заняла такую позицию относительно Мечика, что можно подумать, будто ты…
— Договаривай! — вспыхнула Юля. — Договаривай, Виктор! Почему замолк? Ты что хотел сказать? Будто я имею личную неприязнь к Мечику? Так ты подумал? Правда твоя, у меня к нему есть и личная неприязнь, глубокая антипатия. А ты что хотел, чтобы я восхищалась таким типом? Но хорошо, я согласна. Давайте пойдем к его родителям. Я пойду с вами тоже. Даю слово, что буду разговаривать с его родителями серьезно… И с Мечиком тоже. Мне говорил Юрий Юрьевич. Говорил об этом. Но я все-таки убеждена, что мы не в состоянии перевоспитать такого, как Мечик. Если хотите знать, для такого случая народ даже пословицы придумал: горбатого могила исправит. Ну, все. Пусть будет еще одно мероприятие, чтобы не мучила совесть.
На двери, обитой войлоком, висела пожелтелая бумажка с единственным словом «Гайдай».
— Ну, здесь живет наш Мечик, — промолвила Юля Жукова. — Ребята и девчата, подтянись! Чтобы было видно, что это настоящая делегация!
Она постучала. А другие члены «делегации» — Марийка Полищук и Виктор Перегуда — отряхивали друг у другу снег с пальто.
Отворила дверь не старая еще женщина с выкрошившимися передними зубами. В руках у нее была катушка ниток.
Все догадались, что это Мечикова мать.
— Можно видеть машиниста товарища Гайдая? — спросила Жукова.
— Возвратился из рейса, спит, — ответила женщина.
Но в это время за ее спиной послышались тяжелые шаги и голос:
— Уже встал, встал! Кто там?
— Мы со школы, — сказала Юля. — Члены комитета комсомола. Пришли поговорить про вашего сына.
— Про Мечика? — испуганно переспросила женщина. — Что же именно?
Заспанный, но гладко выбритый машинист Гайдай вежливо пригласил:
— Заходите. О, да здесь целая делегация! Раздевайтесь, прошу.
Юля первой сняла шубку и вошла в просторную комнату с фикусами в углах. Из соседней комнаты прозвучал знакомый голос Мечика:
— Мам, кто там?
Жукова решительно подошла к двери и отворила ее. Увидела взволнованное лицо Мечика, который торопливо засовывал в карман затиснутые в кулаке деньги. Вокруг круглого стола сидело несколько ребят, они играли в карты.
— Добрый день, — поздоровалась Юля. — Как вижу, здесь конференция за круглым столом?
Мечик поднялся и смущенно бросил товарищам:
— На сегодня, ребята, довольно.
— Как это «довольно»? — запротестовал краснощекий и красногубый пижон с напомаженными до блеска волосами. — Надо играть до конца!
Пристально присмотревшись к Юле, он невольным движением погладил себе щеку. С его губ взлетело:
— А-а…
Он не досказал и вслед за Мечиком встал из-за стола. Жукова тоже узнала его.
— Кажется, мы знакомы?
Фотограф отвернулся и кивнул приятелям:
— Поехали. У Мечика сегодня балл-маскарад, уже и примадонна здесь!
Когда картежники ушли, Юля спросила у Мечика:
— Давно ты дружишь с этим типом?
— Если я играю с кем-то в карты, это не значит, что я с ним дружу. Кроме того, я не совсем хорошо ознакомлен с теорией дружбы.
— Не люблю, когда ты прибегаешь к словесной клоунаде. Это у тебя выходит не совсем удачно.
— Гражданка Жукова, что вы хотите от меня? Познакомился с фотографом, разговорились, пригласил к себе. «Тип», как ты высказалась, у меня гостит впервые. Вы удовлетворены?
В разговор вмешался отец:
— Разрешите, я не все понимаю. Да вы садитесь, пожалуйста. Не понимаю, настоящая ли вы, так сказать, делегация?
— Настоящая, — подтвердила Юля. — Вы извините, мы хотим поговорить с вами о Мечике.
— О Мечиславе Гайдае, — сказал Виктор. — Я секретарь комсомольского бюро класса, это — председатель учкома и член комитета Мария Полищук.
— Очень приятно, рад, — сказал Гайдай-отец.
— Но нам приятнее было бы познакомиться при других обстоятельств, — промолвил Виктор.
Он глянул на машиниста, отвел взгляд и снова глянул. В самом деле, ему было неприятно и тяжело говорить то, что сейчас должен был сказать. Потом нервно провел ладонью по лбу и быстро вел дальше:
— Одним словом, Мечислав тянет наш десятый класс назад. Понимаете — мы в этом году сдаем экзамены на аттестат зрелости. Большинство из нас скоро примут участие в выборах в Советы — впервые в жизни. В том числе и Мечислав. Но мы считаем, что он на неправильном пути!
Мечик вдруг выскочил на середину комнаты:
— Дайте мне слово! Вы разговариваете со мной, как с комсомольцем! Устраиваете выездное заседание бюро. Не забывайте, что я не член комсомола!
— Сядь, Мечик, — приказала Юля. — Мы разговариваем с тобой как с членом нашего коллектива. Народ тебя учит и воспитывает, и мы хотим знать, что же ты дашь народу? До сих пор ты отвечаешь на заботу государства о тебе двойками и игрой в карты. Ты играешь на деньги, а это…
— Это мое личное дело! Человек должен жить без контроля! А вы пришли ковыряться в моей душе. Только я не признаю вашего контроля, я превыше всего ставлю личную независимость! Двойки… Карты… Вам какое дело до этого! Я сам за себя отвечаю.
— Неправда! — сказала спокойным голосом Юля и побледнела. — Мы тоже отвечаем за тебя.
Марийка заметила, что Жукова чуть сдерживается — вот-вот у нее прорвется негодование и гнев.
— Подожди, Юля, — вмешалась она, — Мечик просто не все понимает. Ты, Мечик, член нашего коллектива, вместе с нами оканчиваешь школу, и нам не безразличны ни твои успехи в обучении, ни то, как ты проводишь свое время дома. Мы с тобой отправляемся по государственной путевке в жизнь и хотим знать, какой ты нам будешь помощник и товарищ в пути! Можно ли тебе довериться? Кто ты — боец или мещанин? Обо всех ты думаешь или только о себе?
Взволнованный Гайдай-отец повернулся к сыну:
— Слушай, Мечислав, слушай! Ты неправ!
— К вам, извините, не знаю, как ваше имя-отчество, — обратился к нему Виктор, — у нас тоже есть серьезные претензии.