Подчиняясь танцу, стражи сделали новый выпад, и Джонотан, как настоящая тень, повторил их движения – пригнулся низко и бесшумно скользнул босыми ногами.
– Ты что творишь, ненормальная?! – голос Джонотана, казалось, вибрировал на коже вместе с гулом барабанов, когда он замер вместе с другими воинами в низкой боевой стойке, касаясь ладонью пола и подняв голову.
Она чувствовала его взгляд, чувствовала, как горит разгорячённое танцем тело, и больше всего на свете хотела броситься прямо к нему. Он всё-таки пришёл! Конечно же, он её не бросил, что бы ни говорили Вильхельм и предатель Хайрат!
– Ты, – выдохнула она, и, видимо, что-то мелькнуло в её глазах, потому что взгляд Джонотана исподлобья, обещающий все кары небесные, смягчился на мгновение, а потом он почти нежно пообещал:
– Выпорю! Ты – моя!
Агата задохнулась от его гнева и жаркой волны. Сузила сердито глаза и опустилась на колени, вздымая высоко руки, пробежала пальцами одной руки по другой, обвела грудь и послала нежную улыбку Орхану, который не сводил с неё горящего взгляда.
Джонотан остался за спиной, и она прогнулась назад, прижимая раскрытые ладони к груди, запрокидывая голову так, что косы змеями свились на полу. Только бы убедиться, что ей не почудилось, что это и правда Джонотан, её Джонни.
– Ты мне не указ! – дерзко шепнула Агата, чувствуя, как цепочки скользят по обнажённому телу.
– Хороша, – прошелестел его голос практически над ней, когда все тени склонились над её распростёртым телом, закрывая от чужих взглядов. – Непокорная…
И хотя в голосе Джонотана звучало бешенство, Агата улыбнулась и легко поднялась на ноги, оборачиваясь несколько раз вокруг себя, чтобы проследить взглядом за Джонни, который вместе с другими тенями в стремительной пляске теперь обходил её по кругу.
Он был немного бледнее остальных, чуть менее смуглая от солнца кожа, но двигался так же ловко и уверенно, словно всегда был одним из них. Блестел пот на обнажённом торсе, красиво перекатывались сильные мышцы, и сабля в руке Джонотана лежала так, что не стоило сомневаться: он прекрасно ей владеет. Она видела это ещё на борту корабля, в сражении с пиратами…
На мгновение закружилась голова, и Агате пришлось выставить руку вперёд, чтобы удержать потерянное шаткое равновесие. Кончики пальцев мазнули по горячей коже, и она, словно очнувшись, отступила на шаг от тяжело дышащего Джонни, опуская руки и разжимая пальцы, придерживающие последнюю вуаль, которая лужицей розового шёлка стекла по её ногам, оставляя совершенно обнажённой.
– Всех убью, – хрипло просипел он, прежде чем склониться перед ней вместе с остальными тенями.
Но музыка и грохот барабанов ещё не смолкли, и Агата, пылая, с колотящимся сердцем, продолжала танцевать, вспоминая картинки из книги. Она, как могла грациозно переступила с ноги на ногу, качнув бёдрами, цепочки скользили по влажной от масел и пота коже.
Посмотрела на Орхана. Тот едва заметно улыбался, глаза его неотрывно следовали за её движениями. Агата почувствовала приятное, пьянящее чувство власти: кажется, у неё получилось. Впервые с её ночного побега Орхан выглядел довольным. Но о чём же теперь просить? Что задумал Джонотан?
Она повернулась, вновь отыскивая Джонотана в кругу теней, отвлеклась и наступила на уже сброшенное покрывало. Ноги поехали, Агата взмахнула руками в отчаянной попытке удержать равновесие и не рухнуть позорно, всё испортив.
Она уже сжалась, прикрывая глаза и предчувствуя неминуемое падение, когда горячие уверенные ладони скользнули по её талии, и она с размаху впечаталась в твёрдую грудь.
– Джонотан! – выдохнула Агата ему практически в губы.
Она ухватилась за его плечи, чтобы не упасть, её обнажённая грудь прижалась к его голому торсу так, что цепочки впились в кожу.
– Танцуй, дикарка моя, – прихрипел Джонотан. Его ладони скользнули по пояснице, пальцы на мгновение сжались, словно он не мог заставить себя выпустить её из объятий. – Или нам отрубят головы.
Агата отпрянула и послала подавшемуся вперёд Орхану самую соблазнительную улыбку. Хотя её потряхивало от страха и возбуждения, от близости Джонотана и того, с какой готовностью всё внутри отозвалось на его прикосновение, она больше не смотрела на него.
К счастью, музыка затихала, барабаны прогрохотали в последний раз так громко, что внутренняя дрожь рассыпалась ощутимыми мурашками. Агата замерла на мгновение с высоко поднятыми над головой руками.
Кажется, смолкла музыка, и послышались овации, а может быть, ей всё это чудилось, потому что в ушах гудело, а перед глазами поплыло.