– Пожалуйста, Элен… – проскрипел Сезар, уронив голову на сложенные руки, – не повышай так голос, и без того паршиво.
На это она только злобно фыркнула, а Вильхельм, явно занявший место капитана на мостике у них над головами, весьма довольно загоготал.
Сфокусировавшись на происходящем, Джонотан наконец обвёл глазами всю среднюю палубу от носовой надстройки до бака. Настоящая фурия Элен стояла посреди, уперевшись руками в бок, благо качки не было совсем и удерживать равновесие даже ей не составляло никакого труда.
Зато те, кто был рядом, заставили немало удивиться. Мало того что кириос ди Эмери сидел напротив, с трудом приходя в себя, так ещё и компания у него оказалась самой неподходящей.
Под жаркими лучами ануарского испепеляющего солнца разлёгся на палубе «Госпожи Дикарки» (а уж её Джонотан не спутал бы ни с каким другим кораблем) сам Орхан аль Гаффар, богатейший человек Шарракума. Сейчас этот богатейший человек растянулся во весь рост, положив голову на свёрнутые запасные паруса, которые кто-то вытащил наверх для ремонта.
Солнце было в зените, в море царил полный штиль, паруса безвольно поникли, и даже лёгкий бриз не доносился до них, чтобы остудить горящую кожу. А жестокосердная Элен вместо спасительной питьевой воды плеснула в него солёной.
Джонотан облизал пересохшие обветренные губы и нахмурился, продолжая подпирать спиной мачту.
Итак. Вильхельм утверждает, что он капитан. Отец Агаты и ещё недавно злейший враг сидит напротив как ни в чём не бывало. А Орхан аль Гаффар, тот, кто едва не отдал приказ отрубить им всем головы, теперь лениво посапывает рядом. И уж его-то лучи жаркого солнца вообще никак не беспокоят.
Какого морского демона тут вообще происходит?!
Видимо, последний вопрос Джонотан умудрился прохрипеть вслух, потому что Вильхельм лениво спустился по трапу с капитанского мостика и остановился, весьма довольный зрелищем.
– Доброе утро! – радостно гоготнул он снова и пнул сапогом дрыхнущего Орхана. – Просыпайтесь, бездельники! Пресвятая плотва, уж на что я любитель подрыхнуть, но тут вы даже меня переплюнули, раз не можете продрать глаза целые сутки с отплытия!
Он встал перед Джонотаном, широко расставив ноги так, что пришлось смотреть на него снизу вверх, и протянул ему свою набитую табаком трубку.
– Хочешь покурить?
– Я завязал, – Джонотан сглотнул, чувствуя во рту гадкий привкус кальянного дыма. – Ты сказал, что эта дрянь меня не возьмёт, если я хлебну твоё пойло!
– Кто знал, что все вы окажетесь так слабы! – презрительно фыркнул Вильхельм, продолжая веселиться как единственный, похоже, оставшийся в полном сознании на пару с кирией Элен. – Подумаешь, пара затяжек. А вон оно как…
– Наш план сработал? – хрипло и с трудом проговорил Джонотан.
– Ну как тебе сказать… – Вильхельм прокашлялся и многозначительно помолчал.
Он задумчиво закурил, оглядывая валяющихся на палубе мужчин. Да уж, удручающее зрелище. Орхан, разбуженный пинком, наконец зашевелился и тоже начал приходить в себя.
– А этот-то с нами… – захрипел, словно простуженный, Джонотан, и откашлялся, пытаясь вернуть себе голос. – На хрена?
«Этот» как раз открыл глаза и сел, потирая виски. Поглядел мутным взглядом на Джонотана, потом на Сезара, с трудом сосредоточился на Элен и перевёл хмурый взгляд на слишком довольного Вильхельма, огладив по привычке бороду.
– Глядите-ка, и он очнулся, – подвела итог Элен и цокнула. – А стоило-то плеснуть воду на одного бедолагу, так живо все глаза-то пооткрывали.
– Элен, вы слишком жестоки к ним, – хмыкнул Вильхельм. – Видите ли… Та дрянь, которая оказалась в кальяне, для неподготовленных, выходит, слишком сильна. Меня-то таким не проймёшь, однако наши друзья… Спишем это на их слабость, ладно?
– Провались ты к морскому демону, Вильхельм ди Морен! И чтоб тебя там акулы пожрали! – вяло ругнулся Сезар, прикрывая глаза от солнца.
– Обязательно, дорогой, обязательно. Рано или поздно, – Вильхельм снова закурил, оценивающе разглядывая своего старого врага.
– З`арба! Что здесь… происходит? – на ануарском начал Орхан, пытаясь занять позу поуверенней, но раз за разом оседая обратно на палубу.
Джонотан уже прочувствовал всю предательскую силу зелья Вильхельма и решил не делать преждевременных попыток встать, пока голова хотя бы не прекратит кружиться.