Сдаваться неправильно, она не должна… но и сил бороться со всем миром сейчас не было. Если кто-то от страха может бежать, кто-то – нападает в ответ, то она снова, как тогда в комнате, куда забрался Джонни со вторым чулком, замирала, затаив дыхание.
Ладно, она выяснит всё что можно, прежде чем будет действовать. Ей явно не расскажут про отца и про Джонотана просто так, но разузнать побольше можно и в этом хаммаме. К тому же, среди всех этих величественных колонн и блеска, украшенных золотом мозаик, она сама себе казалась оборванкой. Да в родной Энарии от неё бы шарахались на улицах, появись она в том виде, в котором была сейчас, после всех злоключений!
Служанки повели её по коридорам, из одних дверей в другие, пока не добрались до зала на самом нижнем, подвальном этаже. И, несмотря на усталость и растерянность, Агата отмечала и забранные решётками окна, и стражников, стоящих практически у каждых дверей.
В небольшом, сплошь отделанном белым мрамором зале царил приятный после палящего солнца полумрак: из пары крошечных круглых окошек под потолком был виден край земли и небо. В нос ударил влажный воздух, тепло окутывало тело так, что хотелось и правда выдохнуть и расслабиться.
– Какая белая, – удивлённо пробормотала девушка на ануарском, и это Агате было понятно: служанка с таким удивлением рассматривала её кожу, помогая снять одежду.
– Как молоко, – хихикнула вторая, пухлая и явно любящая поесть, и добавила что-то неразборчивое, опустив голову, когда случайно встретилась с Агатой взглядами.
Кажется, их искренне радовало разнообразие в цветнике Орхана, который тот получит в самом скором времени. Ещё одно украшение для услады глаз. И ничего о том великом союзе и важной сделке, о которой толковал отец. Его самого будто списали со счетов? Не продал же он её в самом деле ради того, чтобы Агата стала тридцатой наложницей без права голоса?
Нет, Орхан явно обманул и отца, а может, и Хайрата. И это обязательно нужно выяснить как можно быстрее. И спасти Джонотана от ложного обвинения. А значит, стоит попасть к Орхану во всеоружии.
Агата позволила себя раздеть догола и прошла в парную, где клубы горячего воздуха скрывали всё на расстоянии вытянутой руки. На пару мгновений показалось, что она задыхается – так крепко окутал царящий тут жар, и Агата повернулась к выходу, но её ухватили за руку и успокоили.
Девушки, сами оставшиеся в тонких простынках на голое тело, споро расстелили белую ткань на горячий мраморный камень посреди парной и жестами пригласили Агату улечься прямо на него.
«Как можно любить жару, когда живёшь в таком жарком климате?» – промелькнула у неё мысль, но тут же исчезла, когда тепло камня перестало обжигать и начало плавно пробираться в тело, до самых глубоких мышц, расслабляя и отпуская всё напряжение.
Девушки принесли ещё пару кадок с водой, добавили в них что-то, отчего густая пышная и ароматная пена поднялась над деревянными краями. Агата зажмурилась, когда четыре руки принялись тереть тело мочалками, нанося такую пышную пену, что вскоре ни самой Агаты, ни служанок толком было не разглядеть, а пар в комнате стал ещё гуще.
Волосы промыли ароматным настоем и ополоснули прохладной розовой водой. Тонкий запах пощекотал ноздри, напоминая о розах, оплетающих её балкон и, должно быть, все ещё буйно цветущих далеко дома.
Горький комок подкатил к горлу, но умелые руки растёрли по распаренной коже душистое масло, ещё больше расслабляющее тело. Агата даже почувствовала, словно может заснуть прямо тут на этом горячем камне, окружённая мягкостью, заботой и невероятными ароматами восточных масел – густой, сладковатый с ноткой остроты запах амбры, орегано, ванили и экзотичной, непривычной смеси специй, казалось, ласкал обнажённую, распаренную кожу и дурманил разум.
Интересно, каждая ли наложница удостаивается такой чести – или всё-таки к Агате будет особое отношение? Надо отыскать… Фадию и заставить рассказать, чего от неё ждут. Эта надзирательница точно может пойти навстречу.
– Неужели господин Орхан сегодня же позовет её к себе?
– Эту? – служанка нежно, едва касаясь, втирала в плечи пахнущее чем-то тяжёлым и пряным масло.
От запахов и жары кружилась голова, и Агата лежала, упираясь лбом в скрещенные руки. Казалось, что она балансирует на тонкой грани между явью и сонной дрёмой и того и гляди провалится в беспамятство.