Оставалось надеяться, что этот загадочный Орхан не воспримет её очередной наложницей, а прислушается к её словам.
И почему она только в это верит?..
Глава 19
Трое в камере, не считая тайн
Кажется, стало ещё темнее. Джонотан с трудом мог дышать сквозь пыльную ткань. Сначала кто-то резко одним движением и не слишком аккуратно разрезал верёвки на запястьях – лезвие чиркнуло по коже, но Джонотан только с облегчением размял затёкшие плечи и пошевелил пальцами, которые болезненно закололо. С подозреваемыми в пиратстве береговая охрана Шарракума не особо церемонилась, но Джонотан не предполагал, что однажды окажется на их месте.
Мешок, пахнущий по€том и солоновато кровью, с головы сняли только перед тем, как грубо втолкнуть в тесную камеру. Он пошатнулся: всё ещё мутило от использования магии и от влияния Вильхельма, но на ногах удержался.
А вот кириос ди Эмери, которого втолкнули следом, упал, словно тюк с соломой, и даже не пошевелился. Хотелось пнуть его ещё разок, и посильнее, но Джонотан присел на корточки рядом и приложил пальцы к шее. Сейчас он бы не рискнул обращаться к магии, чтобы проверить, жив ли кириос. Надо было вернуть себе силы, а значит – набраться терпения. Ещё никогда он не черпал из собственного источника так много.
– Да жив он, собака, – прокомментировал насмешливый голос Вильхельма позади, прежде чем Джонотан ощутил под пальцами слабое, но ровное биение пульса. – Что ему сделается.
Кириос ди Эмери определённо был жив, как и, к огромному сожалению Джонотана, Вильхельм. Пирата, в отличие от них, привели без мешка на голове, да и не вталкивали, словно преступника. Однако они все оказались в одной камере, что обнадёживало. Был шанс, что его самого не казнят сразу, как пирата, без суда и следствия.
Камера была крошечной, с узким, больше похожим на щель, окошком под самым потолком, настолько низким, что Джонотан с лёгкостью мог бы дотронуться до него рукой. А ещё здесь было невыносимо сухо и душно. В горле моментально запершило, а пить и так хотелось нестерпимо. Но вряд ли их тюремщики будут столь любезны, что предложат воды. В камере не было вообще ничего – голые каменные стены и земляной, утоптанный до жёсткости камня пол.
– Какого демона ты устроил, Вильхельм?! – Джонотан поднялся на ноги резким движением, пригнулся и со всего размаха ударил пирата снизу вверх в челюсть.
Удар цели не достиг: Вильхельм ловко увернулся, явно ожидая нападения.
– Не наглей, Джонни, славный благородный пират! – он отклонился и сделал шаг назад. – Не боишься, что я использую против тебя магию? Удивительно, как это ты так увлёкся своим могуществом, что чуть не выгорел?
– Я справлюсь с тобой и без всякой магии! – Джонотан поднырнул под его рукой, резко развернулся и нанёс удар по ногам.
Вильхельм покачнулся и простонал, но не упал, только вскинул руки, защищаясь.
– Обидно проигрывать, да? – хмыкнул он.
– Не так обидно, как быть ублюдочным пиратом! – Джонотан обходил его по кругу, выбирая новое направление удара, мечтая раскрасить физиономию урода по полной. – А тебе? Понравилось в моей шкуре?
– О, не то слово! Особенно та часть, где благородный капитан спасает невинную девушку из лап грязных пиратов! Правда, с небольшими, но приятными условиями…
– Не смей! – зарычал Джонотан и ударил в скулу, а когда пират закрылся, вмазал в живот и в нос.
Вильхельм прохрипел, хватаясь за переносицу, поморщился и с удивлением глянул на свои ладони, по которым потекла кровь.
– Джонни, Джонни, сколько же в тебе злости, – каркающим смехом рассмеялся он. Было видно, что ему больно, но язвительность и наглость никуда не исчезли. – Я, конечно, всё ещё не готов простить тебе смерти моих людей, да и «Мари», моя прекрасная «Венценосная Мари» теперь – лишь обломки на морском дне, но ты мне всё равно нравишься, мальчик мой. Если бы ты так не пытался быть хорошим…
– Пошёл ты! – Джонотан замахнулся, целясь в лицо, когда с пола раздался надсадный кашель.
Ди Эмери, который всё это время лежал без сознания, начал приходить в себя, застонал и зашевелился. И быстрый взгляд, который кинул на него пират, стоил Вильхельму сильнейшего удара в челюсть. Джонотан даже встряхнул кистью. Кажется, он окончательно отшиб и без того разбитые костяшки пальцев.