Пират загородился, будто просил о пощаде, вытянул растопыренную ладонь к Джонотану. И уставился на ди Эмери.
– Что, очухался, тварь? – Вилли сплюнул на пол кровь и неожиданно криво улыбнулся Джонотану. – Предлагаю прерваться, раз уж кириос ди Эмери решил наконец вернуться из небытия и составить нам компанию. Как же мы можем столь варварски драться в столь блистательном обществе?
Джонотан сощурился, не в силах сдержать любопытства. Что же за такие счёты у Вильхельма с кириосом? Ди Эмери, как будто резко постаревший, пытался нащупать опору и сесть потвёрже. Он упёрся спиной в стену и запрокинул голову, щурясь и глядя на Вильхельма.
Джонотан не ненавидел отца Агаты, не мог. И даже ощутил на миг волну вины, захлестнувшей с головой, что готов был пожертвовать его жизнью, чтобы спасти Агату. Но Сезар ди Эмери – её отец и тот, кто спас его самого после гибели родителей. Каким бы паршивым ни был характер этого человека, он всё ещё ему должен.
И это не тот долг, от которого можно откупиться деньгами.
– Удивлён, мальчик мой? – голос Вильхельма словно заледенел, взгляд, обращённый к кириосу, стал злым и жестоким, что вкупе с окровавленным лицом выглядело особенно жутко. – Конечно, удивлён. Сложно представить своего благодетеля, практически усыновившего сиротку, истинным виновником всего происходящего. Кириос ди Эмери… Прекрасный, уважаемый торговец… с невероятно интересным прошлым.
– Давай к делу, – резко бросил Джонотан, теряя терпение.
Ладно он сдуру однажды влез в сделку с Вильхельмом – чтоб тому провалиться в бездну прямо тут, – но неужто и ди Эмери имел с ним дело?
Джонотан не сразу вычислил, с кем связался, когда пират под видом благонадёжного господина умолял выручить в непростой ситуации и помочь сбыть несколько ценных вещей. В тот момент Джонотан поверил, что это человек, пострадавший от пиратов и вынужденный попрощаться с фамильными ценностями, чтобы выручить из плена свою сестру, за которую требовали выкуп.
В итоге это и правда оказались фамильные ценности – только принадлежали они отнюдь не Вильхельму, а как раз тому, кто пострадал от лап беспринципного ублюдка. Но Джонотан успел запятнать свою репутацию и с трудом скрылся от правосудия, которое привёл к нему двуличный предатель, а позже и многократно шантажировал, угрожая обвинить в преступном сговоре.
– Мальчик мой, возможно, я худший из людей, но среди пиратов я лучший, – Вильхельм растянул губы в улыбке, и следы крови жутко отпечатались на его зубах. – А вот твой драгоценный покровитель ди Эмери – редкостный урод. Ты в курсе, что это он пустил меня по миру много лет назад? Подставил в крупной сделке и разорил, а я… Ха, я ещё мечтал быть благонадёжным владельцем предприятия. Но моя наивность разбилась в тот же момент, когда я увидел наглые и бессовестные глаза этой сволочи, которая лгала мне в лицо. Забавно плетёт нити судьба: он нанял тебя спасать свою дочь от меня. Хотя сам же и подверг её опасности. И он продал твою возлюбленную в гарем. Бедная рыбка, жаль её. Надо было оставить себе, раз ты не в состоянии о ней позаботиться.
– Замолчи! Замолчи! Это не моя вина! Ты сам рискнул всем в той сделке! – ди Эмери трясся, как в лихорадке. – Ты проклятый брехливый пират и скажешь что угодно, лишь бы выставить себя получше, но ты – жалкий отброс и трус. Слабак, который решил, что после первой же неудачи надо убивать и грабить!
Вильхельм было дёрнулся к ди Эмери, и Джонотан встал между ними, схватив пирата за рукав и оттолкнув прочь, но напрасно. Пират лишь криво усмехнулся, поднимая ладони.
– Я не буду его бить, мой мальчик. Я – не ты, чтобы без толку махать кулаками. Погляди, как ты раскрасил моё лицо, – он ощерился снова, но в холодных глазах не было и следа веселья, а кровавые следы на подбородке и под носом только добавляли его облику дикости. – Надеюсь, тебе полегчало, – рассмеялся он и сам себя оборвал: – Но кулаки не помогут от того, что плещется внутри. Я привык бить иначе.
Ди Эмери попытался отползти ещё дальше, будто не слышал слова Вильхельма, который и правда не собирался никого бить, а только стоял, покачиваясь, как на палубе в шторм, и глядел на своего давнего врага с такой ненавистью и расчётом, что бросало в холодный пот.
– Ты… Ты, Джонотан ди Арс, – хриплый, сипящий голос кириоса ди Эмери стал выше, его дрожащий палец ткнулся в Джонотана, – щенок, я приютил тебя из жалости, а ты снюхался с пиратами!
Кириос сипел так, словно его душили, и трясся, как от лихорадки. Джонотан смотрел на него со смесью жалости, брезгливости и гнева.