Всё, происходящее в камере, смазалось до неясных ощущений стоящих вокруг людей. Один – тот, кого он должен ненавидеть всей душой. И второй – тот, кому он должен быть благодарен и обязан всем, что у него есть. Только какого-то демона всё было совершенно иначе, и ярость, которая просыпалась внутри, затмевала разум.
– Случился шторм, Джонотан! Я не мог знать…
– И снова ложь, – расхохотался Вильхельм.
Его каркающий смех больше не цеплял, как раньше. Он звучал отражением собственной ярости, и Джонотан сам не помнил, как рванул к ди Эмери, желая стереть того с лица земли. Как схватил за горло – и отголоски магии опутали Сезара, пробуждая жуткие воспоминания детства.
Смеющиеся глаза отца. Лицо матери, скрытое в тени тонкой ажурной шляпки – такое невыносимо прекрасное, лучащееся счастьем и молодостью – за считаные часы до смерти, на набережной. А её волосы так постоянно лезли в лицо от сильных порывов, что она смеялась, поправляя их раз за разом.
В тот день впервые спустили на воду новую маленькую и юркую быстроходную яхту – подарок отца его матери, – и они оба, несмотря на ухудшающуюся погоду, отправлялись в небольшой рейс. Лёгкая, увеселительная прогулка для бывалого моряка, которым был отец Джонотана.
Джонотан так просил, чтобы его взяли с собой… Но кириос ди Эмери называл десяток причин, почему детям нельзя, почему они должны остаться на берегу. И как они втроём с Агатой, тогда ещё совсем крошкой, прекрасно проведут время за играми. А к вечеру вернётся из города кирия ди Эмери и его родители, они соберутся на чай и поделятся впечатлениями.
Джонотан помнил, как сильно это его злило и как он хотел быть взрослым, вырваться и броситься в приключение вместе с родителями… и как потом ди Эмери неумело утешал, твердя, что это воля богов позволила ему уцелеть, что это он, Сезар, уберёг мальчика от гибели.
Джонотан вспомнил свои чувства, когда на него обрушилась, как цунами, эта жуткая, леденящая душу весть. Их больше нет. Его родителей больше нет в живых. Их обоих забрали к себе боги, и он, такой ещё юный, восьмилетний Джонотан, остался один со своим неподъёмным, непереносимым горем.
И сейчас перед ним тот, кто виноват в их гибели. Джонотан держал ди Эмери за горло, сцепив пальцы, смотрел в хорошо знакомые глаза и видел в них смерть… Или это лишь отражение его самого?
– Нет, постой! – Вильхельм схватил Джонотана за шиворот и отпихнул, заставляя отступить. – Моя очередь тебя остановить! Как много людей хотят твоей смерти, Сезар, погляди! Стой, Джонни. Месть надо подавать холодной, а ты и без того слишком выгорел.
Кириос ди Эмери приподнял ладони к лицу, пытаясь защититься, и это говорило лучше любых слов. Но он продолжал упрямо бормотать:
– Это был шторм! Несчастный случай! Я не мог знать! Шхуна потеряла управление, а рядом оказались скалы. Моя жена… Моя Мари тоже погибла там, Джонни! Ты знаешь! Как ты думаешь… Неужели я мог…
– Твоя жена – случайная жертва, увы! Боги покарали тебя, отправив её домой на яхте вместе с обречённой четой ди Арс. И даже это кажется мне недостаточной платой за твои грехи, ублюдок ты, ди Эмери! – выплюнул Вильхельм. – Даже она тебя ничему не научила!
Джонотану казалось, что его накрыла и волочёт по каменистому дну, выбивая воздух из лёгких и сдирая кожу, огромная волна – обрывки воспоминаний причиняли почти физическую боль. Остатки магии обострили все ощущения, словно он был оголённым нервом. Шум собственной крови в ушах заглушал заполошный стук сердца ди Эмери. Его липкий, тошнотворный страх и ложь, горчащая на языке, только усиливали гнев.
Джонотан сбросил руки Вильхельма, отпихивая того с пути с такой силой, что пират врезался в стену, зашипев от боли:
– Полегче, Джонни, я в отличие от тебя планирую еще пожить, – он встряхнулся и склонил голову набок, словно прислушиваясь. Взгляд на мгновение стал цепким и внимательным, а потом он неожиданно рассмеялся. – А вот тебя точно вздёрнут, мальчик мой. Кулаками ты машешь превосходно, но слишком напролом…
Джонотан боролся с тем, чтобы не убить ди Эмери голыми руками прямо на месте, пытался подавить гнев и усмирить, загнать в дальние уголки сознания раздирающую боль, когда дверь камеры распахнулась, впуская одетых во всё чёрное мужчин. Двое оттеснили Джонотана к стене, ещё двое встали рядом с Вильхельмом.
Безмолвные, никак не реагирующие на очевидно произошедшую среди заключённых драку, они дождались, пока ещё двое молчаливыми тенями подхватят ди Эмери под руки и выведут из камеры, и выскользнули следом.