Трое молодых мужчин были похожи. Если бы не отличия в их одеждах, то можно было бы надеяться, что все происходящее – дурной сон. Они выглядели моложе Орхана, возможно, даже моложе самой Агаты, но казались такими же опасными, как и их брат. Правда, смотрели на неё скорее с живым любопытством и восхищением, без маслянистой, оседающей на коже нежеланным прикосновением похоти. Но она, оказывается, – отражение света! Видимо, сияющего Солнца самого Орхана. Прекрасно просто.
Агата бросила гневный взгляд на отца, тот смотрел прямо на неё, лицо его оставалось безучастным, таким же, как и всегда. И как она не замечала раньше, какие холодные у него глаза?
– Ахмет, Ахмад и Ахмед, да будут ясны ваши дни и жарки ночи, – проговорил Орхан нараспев на ануарском, – благодарю, что разделяете радость мою. Пусть свет мой озаряет избранницу мою, как сияет это золото, переданное в дар.
Оставалось надеяться, это слова ритуала, а не они все как на подбор сумасшедшие – с ней-то Орхан разговаривал на человеческом.
С этими словами Орхан принял из рук одного из братьев (Агата не смогла бы их отличить, даже если бы поняла, кто из них кто) тонкую и изящную золотую тиару. Он повернулся к Агате и, глядя в глаза, словно коронуя, опустил украшение на голову. Металлический край неприятно дёрнул волосы и царапнул кожу.
Орхан расправил цепочки, падающие на лоб и волосы полукружьями, и прошептал:
– Твой взгляд обжигает так же, как пламя, в чьём жаре создавались эти украшения. Забавно, что в наших краях того, кто может себе позволить одевать своих женщин в подобные украшения, называют дарующим воду, неправда ли? – он провёл рукой, словно бы поправляя цепочку, и его пальцы неожиданно коснулись щеки Агаты под тонким покрывалом.
Она едва не отпрянула, но второй рукой он удержал её за запястье:
– Как удачно я выбрал для тебя второе украшение! – он говорил так тихо, что Агата едва разбирала слова. – Будет напоминать тебе о том, что надо усмирять свой нрав, огненная моя.
Следующее украшение поднесли двое братьев – несчётное количество тонких золотых цепочек, словно драгоценная паутинка, переплетённых между собой.
– Расстегни брошь, дорогая, – приказал Орхан, встряхивая цепочки, которые рассыпали золотистые искры и тихий, едва слышимый перезвон.
– Что? – прошептала Агата, делая маленький шаг назад.
– Это ожерелье, – невозмутимо пояснил Орхан, поднимая цепочки выше. – Хочу посмотреть, как оно будет выглядеть на твоей коже.
Агата беспомощно оглянулась на отца, который будто дёрнулся в её защиту, но промолчал. Элен пошла вперёд, но её остановила Фадия и что-то быстро и яростно зашептала.
Агата скользнула взглядом по улыбающимся братьям и, стиснув зубы, подняла руки к шее. Она не покажет страх, это просто дурацкий ритуал. Лучше она сама расстегнёт эту брошь и сама придержит блузу, и не даст повода этому партнёру отца, чтоб его боги покарали, дотронуться до неё лишний раз.
Пальцы подрагивали, но Агате удалось убедить себя, что от злости, а не от страха, когда она расстегнула брошь, прихватив ткань на груди и обнажая ключицы.
Она только прикрыла глаза, когда тёплые пальцы скользнули по чувствительной коже и ловко застегнули на шее тонкое ожерелье. Оно обхватило горло плотно, словно ошейник, врезаясь в кожу. На грудь упали тонкие, почти невесомые золотые цепочки, крепящиеся к ожерелью и словно драгоценная вышивка украсившие её блузу.
– Подай руку, дорогая, – приказал Орхан, и на запястье замкнулся тонкий золотой браслет и точно такой же на втором. – Очень красиво. Ты прекрасна, кирия ди Эмери.
– Благодарю, – кивнула Агата и поспешила заколоть ворот; звякнули цепочки, пощекотала кожу та, что на шее, и только тогда она поняла, что браслеты на запястьях тоже крепились к ожерелью.
Словно… платье? Она выдавила улыбку, стараясь не думать и не чувствовать, как нагревается прохладный металл и перестаёт ощущаться на коже, как много на ней золота, она, кажется, ощущала вес каждого звена всех этих цепочек.
Фривольный крой и прозрачная ткань блузы и без того нервировали, как и пристальный, изучающий взгляд Орхана.
Но надо сдержаться и показаться покорной, чтобы добиться большего доверия и свободы. А потом суметь поговорить с отцом по душам, выяснить всё про артефакт и условия сделки – и освободиться так, чтобы не потерять голову или свободу на жестоком и чужом Востоке!
– И, наконец, последний дар, – проговорил Орхан, забирая из рук третьего брата знакомый Агате тонкий браслет.
Он оказался слишком велик для её тонкого запястья, и Орхан обернул его два раза, прежде чем застегнуть, и погладить кожу там, где заполошно пульсировало сердцебиение.