Ответом было молчание и шорох одежды. Уже коснувшись дверной ручки, он остановился:
— Кстати, как ты узнала, что можно вернуться?
— Боги подали знак. — Турид отвечала холодно и с достоинством, даром что все еще стояла перед ним полуголая. — И, кстати, насчет твоей невесты…
— Что такое?
— Не уверена, что дочка Освивра Турханда теперь захочет выйти за тебя.
Греттир с треском хлопнул дверью и тяжелыми шагами двинулся по коридору к ванной комнате. Чертова баба, все же уколола в самое больное. Ему и самому не давало покоя исчезновение Тима. Боги, конечно, покровительствовали эйги и все такое, но иногда могли выкинуть такое, что ни на какую голову не налезало. Если они собирались втянуть их с Венделой в свои игры и разборки… От этой мысли выпить захотелось с двойной силой.
Когда минут через пятнадцать Греттир вернулся в свою комнату, ни Турид, ни ее трусов там уже не было. Хорошо.
И бутылки на подоконнике тоже не было. Она лежала поверх его одежды. Пустая. В воздухе витал запах спирта.
Четрова баба.
И еще одна мысль заставила Греттира вспотеть. А вдруг они все такие?
Глава 14
Цвет траура у разных народов разный — черный, белый, пурпурный, даже красный. Для эйги цветом смерти был синий.
За спиной Освивра Турханда стояли три женщины в одинаковых темно-синих платьях. Издали их можно было принять за сестер, но уже за пятьдесят шагов становилась заметна разница между тремя поколениями женщин одной крови. Серебро, бронза и золото. Их заплетенные в косы волосы сияли, как отполированный металл.
С таким богатством и драгоценности не нужны, подумал Греттир. Драгоценностей и не было — ни самой тонкой цепочки, ни самой малой бляшки на поясе. Только странного вида плоские бусины, подвешенные к поясу на тонком ремешке — у старухи черная, у женщины янтарная, у девушки прозрачная.
Судя по хмурым лицом хозяев, в этом доме ему не были рады. Поэтому Греттир тоже решил не церемониться и сразу преступил к делу:
— Сегодня заканчивается отсрочка нашего договора, Освивр. Я пришел договориться о свадьбе.
Тяжело опираясь на подлокотники кресла глава семьи встал и выпрямился.
— Думается мне, ты рано говоришь о свадьбе. У нас траур.
Траур был почти в каждой семье Стаи, так что Греттир не считал нужным откладывать свадьбу еще на год. Даже на месяц отсрочки он был не согласен. Даже на день.
— Я сочувствую вашему горю. Думаю, из-за траура мы устроим скромную церемонию. Надеюсь, моя невеста на меня за это не обидится.
Невеста подняла голову и бросила на него быстрый взгляд. Греттиру показалось, что температура в комнате сразу поднялась градусов на десять. Эта новая Вендела слегка подросла и заметно округлилась по всех нужных местах, но глаза у нее остались прежние — два серо-голубых магнита.
— Ты меня не понял, Греттир. Я думаю, что траур в нашей семье из-за тебя.
Освивр, хромая, подошел к столу и бросил на него длинную ленту. Греттир узнал подарок Венделы, тонкий пояс, вот только красная нить на нем выцвела и золото сильно потускнело.
— Да, это мое, — он не собирался отпираться.
— Знаешь, откуда у меня этот пояс?
— Думаю, что с шеи твоего сына. Он добровольно принял свою судьбу. Это был лучший для него исход. У меня есть свидетели, они подтвердят.
— Знаю. — Освивр смотрел на будущего зятя исподлобья, как бык, готовый броситься в любой момент — Я говорил с Кьяртаном и Боле.
— Тогда ты понимаешь, что я спас твоего сына и честь твоей семьи.
— А ты в свою очередь должен понять, что теперь все между нами изменилось. Вендела не может выйти за убийцу брата. В Стае теперь много свободных девушек, ты сможешь получить любую.
Вот только ему не нужна была любая. Пять лет были достаточным сроком, чтобы подумать, и Греттир твердо решил, что хочет только Венделу. Он дал девушке время из уважения к ее семье, и в эту минуту уже сожалел о своей щедрости. Если бы они поженились пять лет назад, у него уже был бы сын, а может быть и двое.
— Мне нужна моя невеста. Такова воля моего отца. Я выплатил за нее вено, точно выполнил все свои обещания. Мы заключили сделку. Пришла твоя очередь исполнить ее, Освивр.
Старик поднял ладонь, словно отгораживаясь от доводов Греттира:
— Ты знаешь наш закон. Убийство есть убийство. И ничего тут не поделаешь.
Так оно и было. Глаз за глаз, кровь за кровь, смерть за смерть. Убийство было убийством, независимо от обстоятельств — что умышленное, что случайное — и Освивр имел право взять жизнь Греттира, как тот взял жизнь его сына. Вот только сил у него для этого не было. Он и так едва стоял, и Греттир видел бурые пятнышки крови просочившейся сквозь бинты и ткань синей рубашки.
Старик не жилец, подумал он. Обычно раны у эйги заживали быстро, почти не оставляя следов, но если кровь не останавливается, значит, конец уже близок. И ничего тут не поделаешь.
А, может быть, Освивр просит еще одну отсрочку, чтобы не отдавать собственными руками дочь убийце ее брата? Может быть, он надеется уйти к Хель с миром? Жаль, конечно, что ему не придется сидеть с Тимом за одним столом в чертогах Одина, но от судьбы не уйдешь. И с этим тоже ничего не поделаешь.
— Хочешь оскорбить меня, Освивр?
— Я не могу отдать тебе свою дочь, Греттир. Но могу выкупить твою честь. — Старик подвинул к краю стола костяной ларец и откинул крышку.
Греттир взял в руки лежащие сверху бумаги. Его собственный чек, подписанный им пять лет назад, так и не представленный в банк. Денежное обязательство семьи Турханд. Ого, сумма более чем щедрая. Но оттого не менее оскорбительная — как будто его можно купить за деньги. Под бумагами лежало золото: монеты и украшения. Греттир подцепил пальцем маленькую сережку, она была в ухе Венделы в день его сватовства. Вот, значит, как? Его невеста готова снять с себя последнюю цацку, лишь бы отделаться от него.
Под черепом словно огненный шар взорвался, на секунду перед глазами все заволокло красной пеленой. Греттир смял бумаги в комок и швырнул их поверх золота. Эти чертовы Турханды один раз уже развели его как… как чай в стакане! Больше этого не повторится.
— Я своей честью не торгую, Освивр. Я ждал свою невесту пять лет, и получу ее, чего бы это мне ни стоило.
— Только через мой труп.
— Как скажешь.
Греттир приблизил свое лицо к лицу Освивра. Ему казалось, что у него искры из глаз летят и дым из ноздрей валит — такой огонь жег его изнутри — но старик и глазом не моргнул.
— Но я не дерусь с калеками, Освивр. Если завтра ты не пришлешь приданое моей невесты на рассвете, встретимся у Конунга на дворе в полдень. Я все сказал, Освивир!
Старый ты сукин сын!
— Я тебя услышал, Греттир!
Сосунок ты паршивый!
Греттир повернулся, вышел из дома и хлопнул дверью.
Освивр устало опустился, почти упал в кресло. Жена присела рядом и поднесла к губам стакан с мутноватой жидкостью. Он одним глотком осушил горькое пойло, которым потчевали его уже второй день. Дрянь ужасная, но, по крайней мере, дает силы встать на ноги.
— Еще! — Он протянул стакан жене.
— Не могу, любимый, — Гутрун кусала губы, чтобы сдержать слезы. — Сердце не выдержит.
Мне бы хоть немного этого зелья, подумала Вендела. Пусть это глупое сердце не разрывается в груди, путь остановится навсегда.
Греттир быстро шел вниз по улице. Пара поворотов, и он замер, прислушиваясь к знакомому звуку. Поднял голову, на ветру покачивалась и скрипела в петлях знакомая вывеска: вырезанный из дубовой доски волк с оскаленными зубами. Облезлая позолота над мордой зверя позволяла прочитать буквы: «Пасть».
Погребок в Старой Уппсале, с первого дня облюбованный его кровными братьями. Свежее пиво, шестидесятиградусный снапс — это плюс. Все его братаны и друганы наверняка перебрались сюда после тризны на ратушной площади и красиво проводят время здесь — это минус. С другой стороны, можно будет начистить рыло Боле и Кьяртану за излишнюю разговорчивость. Плюсы однозначно перевешивали минусы, так что Греттир спустился по лестнице вниз.