Полутьма переделанного в таверну подвала встретила его густой смесью запахов пота, хмеля, сигаретного дыма и пьяного куража.
— А вот и наш ж-ж-жених! — Кьяртан-трепло-без-тормозов пьяно покачивался с полной рюмкой кристально чистой жидкости. — На свадьбу пригласишь?
Греттир выхватил у него рюмку и опрокинул в рот. Затем вернул хозяину.
— Еще одна такая шутка, и будешь улыбаться горлом.
К счастью, Кьяртан-даже-в-дымину-пьяный, знал, когда нужно заткнуться. Зато Боле не знал:
— Еще снапса нашему другу! Лей в пивную кружку, трактирщик. Похоже, невеста поставила нашего Греттира на лыжи и отправила грустить.
Греттир поднял к потолку глаза. Как, когда, откуда эти волкИ позорные успели узнать, что Турханды отказали ему? Думать об этом было слишком неприятно, поэтому он предпочел сосредоточиться на своем кулаке, летящем в челюсть Боле.
Поздно вечером, когда Освивир все еще сидел в кресле у окна, а Гутрун задремала на диване под пледом, в комнату вошла Дэгрун.
— А-а-а, друг мой теща, — тихо сказал он. — Садись, посидим напоследок.
Упрямый ты осел, с горькой нежностью подумала старуха. На ногах не держишься, языком ворочаешь едва-едва, а все никак не сдаешься. Хорошего мужа выбрала себе моя дочь. Весь в моего Сигурда. Это была высшая похвала мужчине, на которую была способна Дэгрун Рауда.
— Значит, ты решился? — Спросила она.
— Решиться-то решился, вот смогу ли?
Она протянула свою иссохшую руку и сжала его запястье:
— Сможешь. Я сварю тебе питье. У меня еще остались кое-какие травы. На пару глотков хватит.
— А мне больше и не нужно.
Глава 15
После победы Стаи над колдунами и их недоделанными оборотнями в городе больше не было проблем с жильем. Альпы, гномы, тролли и прочая нечисть из Старой Уппсалы убралась, а туристы еще не понаехали. Конунг перебрался в большой дом на ратушной площади с обширным задним двором, где к полудню и собралась вся Стая (вернее, то, что от нее осталось).
Беременную жену конунга и все еще бледную после больницы жену Орвара усадили на стулья на крыльце, но все остальные — мужчины, женщины, старики — стояли. Освивр Турханд тоже стоял, и со стороны могло показаться, что он крепко держится на ногах, но Вендела знала, чего это ему стоило.
Перед тем, как выйти из дома, он поцеловал жену и дочь, обнял тещу, и всем без слов стало ясно — это прощальные объятия. Освивр не планировал вернуться с тинга[18] живым.
— Я заявляю, что подписал брачное соглашение с Венделой Турханд пять лет назад. Родители дали согласие на брак, и невеста не сказала, что я не нравлюсь ей. Я полностью выплатил вено и сдержал все свои обещания.
Греттир с Освивром стояли плечом к плечу перед Конунгом, и не смотрели друг на друга.
— Это так? — Конунг посмотрел на Освивра.
Тот кивнул:
— Да.
— Я заявляю, что вчера пришел в дом Турханда, чтобы договориться о свадьбе, но мне отказали и предложили подождать еще год.
Освивр снова кивнул:
— Да.
— Я заявляю, что отметил Венделу Освиврдоттер своей меткой и имею законное право забрать ее из дома отца в любой момент.
— И это правда?
Освивр молчал.
— Мы можем, — предложил Конунг, — попросить женщин проверить невесту.
Вендела непроизвольно прикрыла рукой высокий ворот платья. Метка с ее плеча, конечно, никуда не делась, просто превратилась в полукруглый шрам от клыков Греттира. Оставленная им ранка давно зарубцевалась, что говорило о двух вещах: она не отвергла жениха, и к ней не прикасался другой мужчина. Сто лет назад любая девушка эйги гордо открыла бы плечо перед всей Стаей, но сейчас… эй, на дворе двадцать первый век! О гендерном равенстве слышали даже в забытом богами Гренланде. Вот уж не думала она, что Конунг такой же шовинист, как ее будущий-бывший-жених.
— Не нужно, — отец говорил с таким трудом, словно камни жевал. — Метка есть.
— Тогда, — Конунг поднял подбородок и обвел глазами всех собравшихся во дворе, — перед лицом Стаи я объявляю, что Греттир может забрать из дома Освивра Турханда любое его достояние, какое пожелает. Но только то, что сможет унести в руках за один раз.
По толпе прокатился тихий гул. Трактовать решение Конунга можно было двояко. С одной стороны, оскорбленный жених мог забрать все, что было ценного в семье Турханд. А с другой… Греттиру и думать было не нужно. В два шага он оказался рядом с Венделой и подхватил ее на руки.
— Ха! Держи крепче, а то сбежит!
Греттир нашел в толпе лицо Боле с огромным синяком под левым глазом, и пообещал себе поставить этому говномуту второй, под правым для симметрии. И тут Вендела в его руках дернулась.
— Тихо, — он сжал ее сильнее. — Не скандаль на людях, дома поговорим.
Она промолчала, только зыркнула на него своими невероятными глазами. Н-да, если бы взглядом можно было убить, он был бы уже о-о-очень мертвым.
И тут раздался раздался рев. Точнее, РЕВ. На Греттира с обнаженным мечом бежал будущий тесть. И на ногах он держался вполне уверенно, так и не скажешь, что вчера был готов отдать богам душу в любой момент. Греттир поставил Венделу на землю и задвинул за спину. Пока Освивр приближался, ему осталось времени только обнажить меч и вздохнуть. Как же трудно с этими Турхандами. Какие же они упрямые.
Даже еще упрямее! Освивр все никак не хотел падать. Он был уже весь в порезах, силы уходили из него быстрее, чем кровь, и все же он снова и снова бросался на меч Греттира.
— Перестань старик, ты же знаешь, что мы можем уладить дело, и никто тебя не осудит, — тихо, чтобы никто не услышал, процедил Греттир.
Освивр сделал еще одну неудачную попытку достать противника. Порезанный рукав рубашки — вот все, чего он добился.
— Я сам… себе судья, — прохрипел старик. — Мою дочь ты получишь только через мой труп.
И закашлялся. На губах выступила кровь с пузырьками воздуха.
Да он же еле дышит, внезапно понял Греттир. Наверняка легкие задеты, и это рана не сегодняшняя, а старая, которая так и не может зажить.
— Чего ты хочешь, Освивр? Чего добиваешься?
Глаза старика говорили больше, чем позволяла гордость. Они молили о… Боги, обреченно подумал Греттир, почему опять я? За что мне все это? И выставил клинок перед собой.
Треугольное острие вышло у Освивра между лопаток. Греттир медленно опустил меч, и тело, соскользнув с клинка, с глухим стуком упало на землю. Греттир отошел в сторону, давая возможно жене и дочери Освивра попрощаться.
Гутрун гладила лицо мужа, в надежде поймать его последний взгляд. Он посмотрел в небо и из последних сил улыбнулся. Хильд проследила за его взглядом и тоже подняла лицо к серым облакам.
— Они уже здесь, — сказала она.
Высоко в небе кружили крылатые посланницы, ее сестры. Видеть их могли только двое — она и тот, кто лежал сейчас на земле с красным пятном на груди.
— Зачем они плачут? — Спросила она Фрейю, ее лучшую подругу в Стае. — Он умер, как герой.
Фрейя смотрела на трех женщин у тела Освивра Турханда:
— Это плачет их человеческая половина. Они расстаются с ним навсегда.
А вот это была правда. Один успел забрать павшего героя первым, так что Освивир будет пировать в Вальгалле, и забудет свою жену и дочь. Если уж быть честной, Хильд не любила Вальгаллу. Одни драки, пьянки и безобразия. С утра герои садились за столы, затем, напившись в хлам, начинали задирать друг друга, потом ссоры переходили в кровавое сражение, и поубивав друга, наконец, все падали на землю. На следующее утро все повторялось заново. Дурь несусветная.