— Сынок, я тебя не ждала.
У женщины был усталый вид. И похудела она еще больше, словно злая мара[28] ночь за ночью тянула из нее жизнь. Греттир мягко удержал засуетившуюся мать:
— Лежи. Я не голодный, пообедал с ребятами.
— Ну, хорошо. А то я сегодня не готовила.
— А чем это так вкусно пахнет?
— Вкусно? — Маргрета улыбнулась бледными губами. — Это Вендела сделала запеканку для женщин в ратуше. Она там каждый день работает.
Ну, конечно, подумал Греттир. Для женщин. А где, блин, моя запеканка? Пора было выяснить.
Глава 25
Вендела не завтракала в доме Греттира не потому, что отказывалась принимать пищу врага, нет. Просто было очень тяжело смотреть на его мать. После гибели мужа и сына Маргрета худела и бледнела на глазах. Что будет с ней, если умрет и Греттир?
И что будет со Стаей, которая в такое тяжелое время потеряет одного из лучших воинов? Перед этой огромной общей бедой собственный долг перед семьей казался не таким уж и обязательным.
Но потом по дороге к ратуше Вендела заходила навестить бабушку и маму, и словно невидимая рука переключала в ней полюса, заставляя мысли течь в противоположном направлении. Она не могла принадлежать себе и принимать собственные решения, потому что целиком и полностью принадлежала семье и роду. В истории было немало случаев, когда семья, поссорившись с конунгом или королем, выходила из Стаи и уезжала на новые земли. Ее предки Рауда переселялись таким образом дважды, и так и не возвратились на родное пепелище.
А на курганах молчаливым укором стояли каменные столбы над могилами отца и брата… и Финна. Кто отомстит за них? Вот у Финна, например, остались только мать и десятилетний братишка.
А ведь всем известно, что неотомщенный покойник становится драугом[29], который начинает без разбору губить и правых и виноватых. Семье Хорфагеров еще повезло, что Магнус после смерти приходит только к жене, иначе пришлось бы принимать крайние меры. Мама не выдержит, если над прахом отца поставят камень с заклятием или вобьют кол в могилу.
Вендела вздохнула и с удвоенным рвением принялась прокладывать стежки по цветному полю одеяла. Какой простой казалась ей жизнь пять лет назад. Она была помолвлена, ждала свадьбы и училась вести хозяйство. Пусть она не очень нравилась жениху, но впереди была вся жизнь, чтобы привыкнуть друг к другу и маленькими шагами день за днем идти к любви и счастью.
А теперь о счастье и речи быть не могло. Она должна была совершить злое дело, и своими руками похоронить все свои полудетские мечты. И никакого выбора никто ей дать не мог.
— Ой, — игла с такой силой вонзилась в палец, что из глаз брызнули слезы.
Вот и хорошо, подумала Вендела, пусть все думают, что она плачет из-за глупого пальца.
— Дай-ка посмотрю.
Греттир незаметно подошел и уже некоторое время стоял, глядя на низко опущенную голову Венделы и золотые косы, закрывшие ее лицо.
— Ничего страшного.
— Все равно покажи.
Ранка была глубокой, а капля крови большой. Он слизнул ее, а потом вытащил из кармана носовой платок и обвязал пострадавший палец. Вендела тут же отняла у него руку и спрятала под недошитым одеялом.
— Как трогательно. Греттир, оказывается, умеет лечить женские раны.
Греттир беззвучно выругался и поднял голову:
— Здравствуй, Турид.
Наглая баба удивленно подняла брови:
— Почему так официально, дорогой? Ты имеешь полное право называть меня Тутти, мы ведь такие старые… друзья.
Как жаль, что нельзя было просто взять ее за шиворот и выкинуть за дверь, как шкодливую кошку.
— Друзья? — Вендела удивленно подняла бровь.
Греттир поспешно обнял ее за плечи и прижал к себе. Улыбка Турид стала чуть менее яркой. Ага, подействовало. Для верности еще и чмокнул Венделу в висок. Странно, но она не сопротивлялась, даже положила ладонь ему на грудь.
— Надо же, Греттир умеет быть нежным. С чего бы это?
Стерва.
— Да вот, уговариваю Венделу выйти за меня замуж.
Турид прищурилась, словно выбирала место, куда удобнее ткнуть Греттира острым, как пика, ногтем:
— Значит, свадьба все же состоится?
— Конечно, если с первого раза не получилось, это не значит, что я смогу отказаться от моей невесты.
Уже не пытаясь казаться приятной, Турид сложила лицо кукишем:
— Подумай хорошо, милочка. Возможно, после свадьбы он уже не будет таким внимательным. Возможно, даже вернется к старым привычкам.
Развернулась и пошла прочь красивой походкой кавалерийской лошади. Греттир еле сдержался, чтобы не швырнуть ей в голову чем-нибудь тяжелым. Боялся, что не промахнется.
Вендела смотрела на него круглыми злыми глазами.
— Что?
— Какая свадьба? Мы договорились, что до конца года я замуж не выхожу.
— Договорились. Но предложить-то я могу? А ты уж решай, да или нет.
— Нет.
— Ясно. Передай матери, что ужинать я теперь всегда буду дома. Передашь?
— Да.
— Ну, тогда я пошел.
И, действительно, пошел. А Вендела смотрела ему в след и… улыбалась. Оказывается, принимать решения самой может быть приятно. Не выполнять приказы бабушки, не зависеть от обещаний, данных за нее отцом, не подчиняться долгу крови или чести, а просто сказать, что она хочет или нет.
Сам того не ведая, Греттир сделал ей маленький, но очень дорогой подарок — кусочек свободы, которой она не знала ни в семье, ни в Стае.
Дом Греттира встретил ее запахом горелого мяса. Вендела сбросила на пол куртку и метнулась на кухню. На плите чадила кастрюля, а Маргрета сидела на полу, прислонившись спиной к дверце шкафа. Вендела выключила огонь и присела рядом со свекровью.
— Маргрета, — она осторожно погладила женщину по щеке, — ты меня слышишь?
Та слабо улыбнулась, но глаз не открыла:
— Не беспокойся, милая. Просто голова закружилась. Я сейчас встану и приберусь тут.
Ну уж нет. Кухня — это не каторга, а домашнее хозяйство — не приговор.
— Пойдем, Маргрета. Тебе надо прилечь.
— Но как же? Греттир вечером придет голодный…
— Я его покормлю.
Вендела была готова пообещать что угодно, только бы поднять женщину с холодного пола и увести в спальню.
Подложив Маргрете под ноги грелку и укутав ее плотнее в одеяло и плед, Вендела вернулась на кухню. Ну-с, что у нас тут? Кастрюля прогорела до такой степени, что спасти жаркое уже было невозможно. В мусор его.
Времени до ужина оставалось всего ничего. И мяса в холодильнике не было. И картошки тоже. Вообще почти ничего, кроме луки и морковки. Ха! А кто сказал, что хищники не едят морковь? Тот просто не умеет ее готовить.
Вендела поставила на огонь чугунную сковороду и бросила на нее кусок сливочного масла, пусть пока тает. Затем почистила и крупной соломкой порезала несколько крупных морковок. И отправила туда же. Когда масло зашипело, убавила огонь и накрыла сковороду крышкой. Еще минут через пятнадцать посолила оранжевое месиво, добавила корешков сельдерея и немного розмарина. Выключила огонь.
И наконец… тадам-м-м… главный номер нашего представления. Нагнувшись над сковородой, Вендела тихо, но внятно произнесла:
— Пусть очи Греттира затуманятся, чтоб только морковку и видели. Пусть ноги Греттира к морковке дорогу знают. Пусть сердце только с морковкой рядом бьется. — Этот заговор на приворот она выучила несколько лет назад, но проверить было не на ком. Так хоть на Греттире. В конце концов, любовь к морковке, не самая страшная беда. — Да не будет у Греттира иной любви, кроме моркови. Дым мои слова подхватил, по свету понес. Слово мое крепко. Аминь.
И для закрепления результата из нескольких кусочков выложила руну «кеназ».
— Чем это так вкусно пахнет?
— Ужином. Иди, вымой руки.
Минут через пятнадцать на плите тихо кипел куриный бульон для Маргреты, а Греттир за обе щеки наворачивал стряпню Венделы. Нет, сначала, конечно, он наколол оранжевый кусочек на вилку и с сомнением посмотрел на кухарку. Та лишь пожала плечами: желаете ужинать дома? Вот, пожалуйста. Он с задумчивым видом разжевал первый кусочек, а потом вцепился в миску так, словно боялся, что отберут. Вытер масло корочкой хлеба и с тоской посмотрел на сковородку, уже пустую.
— Спасибо. Все было очень вкусно.
— Пожалуйста. — Вендела налила в чашку бульон, бросила туда же белых сухариков. — Вот, отнеси Маргрете. И проследи, чтобы она сегодня не вставала.
29