— Жива. — Затем проверила ее руки. — Холодные. Наверное, лежит так давно. — И обернулась к Греттиру. — Неси ее наверх, попробую согреть и разбудить.
Через десять минут Маргрета лежала в постели, обложенная бутылками с горячей водой, с грелкой в ногах, и ее щеки постепенно розовели, но глаза оставались закрытыми. Еще через полчаса она вся горела от жара и пыталась сбросить с себя одеяло. Дыхание женщины стало хриплым, и каждый глоток воздуха она втягивала в себя с тихим свистом.
Вендела распахнула шторы, впуская в комнату лунный свет. В отверстие веретенного блока была ясно видна петля, захлестнувшая тело поперек груди. Толстая, как деревенская пряжа нить, давила, не давая дышать. И неудивительно, учитывая, как сильно она была натянута. Достаточно было лишь коснуться ее пальцем, как где-то вдали загудел охотничий рог, и залаяли собаки. Она проследила направление нити.
— Что ты видишь? — Спросил Греттир.
— Твой отец ценил твою мать?
— Да, — ответил он. — Я не видел любви сильнее.
То, как уверенно он произнес это «любовь», поразило Венделу. Люди легко говорили о любви, они вообще могли разбрасываться своими чувствами направо и налево, но для эйги все было сложнее. Их было слишком мало, и их жизнь была достаточно трудна, чтобы идти на поводу у таких недолговечных привязанностей. Новые браки заключались ради укрепления рода, ради рождения здоровых детей, ради приобретения сильных союзников. Слишком крепкая привязанность была опасна, потому что давала возможность умершему супругу забрать с собой оставшегося в живых.
— Что с ней? Что ты видишь?
— Твой отец тянет ее за собой.
— Как?
— Дай руку. — Она положила его ладонь на пустоту. — Чувствуешь? Нити их жизней переплелись вместе. Теперь ни Маргрета ни Кнут не могут существовать друг без друга. Ни здесь, ни там. Думаю, она не переживет полнолуния.
Греттир сжал в кулак то, что ощущалось, как стальная проволока, и дернул изо всех сил. Бесполезно. Зато вдалеке, где-то в стороне Королевских холмов, взвыли собаки, да так громко, что услышал даже он.
— Что это? — Он вытер окровавленные пальцы о штаны и снова вцепился в нить жизни.
— Ты услышал? — Удивилась Вендела. — Это Дикая охота. Всеотец иногда выпускает ловцов на землю к живым. И они никогда не уходят без добычи.
— Когда это может случиться?
— Полнолуние будет длиться еще четыре ночи. В любую из них.
Вот, значит, как. Отцу не сидится спокойно в чертогах Одина, и он пришел забрать мать. Греттир не готов был отдать ее даже отцу. Маргрета была слишком молода, чтобы уйти, она еще даже не увидела своих внуков.
— Я обрежу эту чертову нить.
— Ну, попробуй.
Вендела села на край кровати и взяла Маргрету за руку. Пусть убедится сам, упрямая голова. Греттир старался долго, но меч или отскакивал от этой проклятой проволоки или проходил ее насквозь. Зато у него самого появился реальный шанс остаться без пальцев.
— Прекрати, — попросила Вендела. — Ты же видишь, ее не разрезать.
— Неужели нельзя ничего сделать?
Все-таки даже слабоумие способно вызвать уважение, когда сочетается с таким невероятным упрямством.
— Я могу развязать узел вот здесь, — Вендела положила руку на грудь Маргреты, и та тихо застонала. — Но тогда она не будет привязана ни к чему. Сам знаешь, как это бывает.
Греттир знал, видел однажды, еще в детстве, когда их соседка сошла с ума после смерти мужа. Люди иногда лечат повредившихся умом таблетками, гипнозом и всякими другими хитростями, только на эйги они не действуют.
— А ты не можешь ее привязать заново?
— К тебе?
Греттир почесал кончик носа. Да, вопрос не из легких. Зацикленная на своем взрослом сыне мать — перспектива жутковатая.
— А есть другие варианты?
— Ну, можно привязать ее к дому. Тогда она сможет жить, пока стоят опорные столбы вашего дома. Если ее тело износится раньше, чем упадут столбы, она станет фюльгьей-хранительницей[39]. Такой вариант тебя устроит?
— Да. Что я должен сделать?
— Ты дашь мне свою силу, чтобы спрясть новую нить. А потом вернешься в дом и привяжешь ее конец к одному из столбов почетного сиденья.
Вендела смотрела на Греттира, ожидая ответа. Судя по выражению его лица, он понимал, о чем идет речь. Она собиралась взять часть силы, которая удерживала его волка. Его собственная нить жизни станет тоньше, и если зверь сорвется с привязи, он будет не сильнее человека.
— Ну?
Вместо ответа он вытянул из-под свитера цепочку с двумя большими бусинами и снял одну из них — янтарную.
— Вот, возьми. Я обещал вернуть тебе твой камень в обмен на одну жизнь. Надеюсь, твоя нить будет крепкой.
Вендела сжала в кулаке горячий кусок застывшей смолы, который только что лежал на его груди. Будет. Она наденет на веретено из лунного луча два кольца и совьет двойную нить. Возможно, на это уйдет вся жизненная сила Греттира, но если какой-нибудь неизвестный наследник сядет на почетное сиденье в доме Валлинов, он получит сильную хранительницу.
От мысли, что это будет не Греттир, вдруг так болезненно сжалось сердце, что даже слезы на глазах выступили.
— Что такое? — Испугался тот. — Ты поранилась?
Да, только не так, как ты думаешь.
— Все в порядке. Повернись ко мне спиной и сядь на табурет. Это не долго.
Кажется, Греттир уже начал привыкать к этому медленному ощущению потери себя. Было такое чувство, что его позвоночник становится тоньше, тает, как сосулька на февральском солнце, и вот-вот исчезнет совсем.
— Все. Дальше я сама.
Он встал и повел плечами. Встряхнул головой, чтобы справиться с недолгим головокружением.
— Все в порядке. Жить буду. — Обернулся и застыл. — Что ты делаешь?
Вендела с какой-то блестящей палкой в руке сидела на скамье под окном, и ее чудесные волосы покрывали ее плащом, как он уже видел однажды. Только этот плащ заканчивался теперь где-то на уровне колен.
— Зачем ты обрезала волосы?
Она сняла с лунного луча веретенные блоки и протянула ему искрящийся даже в полумраке клубок ниток:
— Держи. Этого хватит, чтобы доехать до дома.
— Зачем ты обрезала волосы?
Греттир не моргнув глазом, мог выдержать удар меча или пулевое ранение, но сейчас чуть не плакал.
— Тебе лучше ехать сейчас. Никто не знает, сколько у нас осталось времени.
Он взял клубок из ее рук, затем двумя пальцами поднял ее подбородок и наклонился. Его хватка была мягкой, а лицо приближалось долго, целую вечность. Вендела много раз успела бы отвернуться, но не могла отвести глаз. Она видела то, что не видела никогда — сердце Греттира Валлина. Мягкие губы коснулись ее рта в невероятно нежном поцелуе. Греттир не давил и не принуждал, он ничего не требовал. И, наверное, поэтому она почувствовала, что готова отдать ему всю себя.
Когда Греттир наконец отстранился, Вендела заботливым жестом любящей жены поправила перекрещенные у него на груди ремни ножен, затем подала куртку.
— Вернись целым, — пожелала она от всей души.
Греттир чувствовал ее взгляд и пока спускался по лестнице и пока шел через двор к машине. Чуть-чуть отпустило, когда он захлопнул дверцу и завел мотор.
Орвар с Хильд целовались на пороге дома, как две голодные гиены. Почему-то эта картина семейного счастья друга не бесила Греттира, как раньше. Во-первых, Орвар сам предложил ехать вместе в Мальмё, что по нынешним временам было делом небезопасным для отряда из двух эйги. Во-вторых, лежавший у Греттира на коленях моток ниток медленно, но неуклонно разматывался, причем нить не обрывалась и не провисала, а это значило, что дома в маленькой комнатке на втором этаже сидит на кровати девушка с золотыми волосами и держит в руках конец этой нити. И ждет его возвращения. И даже беспокоится о нем, наверное. Ощущение было незнакомое, но чертовски приятное.
39