— Я вижу, тебя простили.
— Да. — Орвар самодовольно погладил большим пальцем нижнюю губу.
— И ужином, небось, кормят?
— Да-а-а.
— И ты теперь у жены под каблуком?
— Да-а-а… то есть, нет! Хм… а если по-честному, то да. И ничего плохого в этом не вижу. Хильд ведет дом, решает, куда и как тратить наши деньги, а взамен разрешает мне выходить на охоту и убивать кого угодно. Честная сделка, а?
На взгляд Греттира, не очень. Хильд взяла на себя множество забот и хлопот, а Орвар, по сути, как был раздолбаем, любителем подраться и бабником, так им и остался.
Поправка: «бабника» зачеркиваем.
И все же, Греттир считал, что Хильд купила ослиный хер за конские деньги. Учитывая, сколько труда вкладывают женщины в домашний очаг, уважение, достаток и верность — самое малое, чем могли им отплатить мужья. А еще скоро она и сына родит. Вот за что этому долбодятлу такое счастье?
Чтобы не сдохнуть от зависти прямо здесь и сейчас, он спросил Орвара:
— Как думаешь, Вендела сможет когда-нибудь простить меня? Если я смогу искупить все, что сделал?
— Возможно. — Орвар смотрел в стекло, словно забыл о сидящем рядом побратиме, и взгляд его говорил больше, чем позволял словарный запас. — Засада в том, что все сказанное и сделанное никуда не денется. Так и будет лежать камнем на твоем сердце. Вот с этим и живи.
В Мальме было неспокойно, они почувствовали это сразу, как только въехали в Фози[40]. В воздухе висел запах гари, такой тонкий, что человек и не заметил бы, но эйги обладали звериным нюхом, и от этого неприметного признака беды, у обоих сразу поднялась шерсть на загривке.
Охранник у въезда сказал, что набеги на район в последнее время участились, а три дня назад даже сгорел домик на окраине, за механической мастерской.
— Сначала серебряные пули, — сказал Греттир. — Теперь пожар. Совпадение? Не думаю.
Орвар выругался, прихватил двух наемников и отправился вместе с ними ставить ловушки и капканы. Греттир заранее посочувствовал идиоту, который в них попадется. Сам он проехал к родному дому, на пороге порыбачил в кармане и выловил ключ.
В холле было темно и тихо, ни незнакомых запахов, ни звуков. Все на своих местах, даже скрытые метки, что он оставил на дверях и окнах оставались нетронутыми. В отсутствие хозяев здесь не появлялась ни одна живая душа.
Клубок пряжи в его руках был совсем маленьким — хватило только дойти до почетного сиденья за длинным столом в старом зале и обвязать тонкую золотую нить вокруг одного из резных столбов. Греттир провел пальцами по заветным рунам, высеченным на древесине лиственницы его далеким предком, сел в кресло с высокой спинкой и положил руки на ковровую скатерть.
И вздрогнул. На столе перед ним лежал нож с пожелтевшей ручкой из моржовой кости в ножнах, украшенных золотыми накладками. Главное сокровище семьи Валлинов, по легенде выкованное и украшенное карликами-нибелунгами[41]. Он использовался только для жертвоприношений, и, уезжая в Уппсалу, Греттир оставил его в тайнике в одном из подземных ходов под домом.
Не было нужды спрашивать, кто смог найти потайную дверь в подземелье и открыть сложный замок сейфа, это было и так ясно. Всеотец заключил с Греттиром сделку и позволил выкупить жизнь Венделы. Видимо, пришло время платить.
Греттир взял жертвенный нож обеими руками и потянул его из ножен. И снова потянул. И еще раз. Безрезультатно: ножны словно срослись с клинком. Греттир с облегчением выдохнул и обтер рукавом внезапно выступивший на лбу пот. Значит, не сейчас. Значит, у него еще есть немного времени, чтобы обеспечить продление рода Валлинов.
Греттир собирался вплотную заняться этим сразу, как только вернется в Уппсалу.
Глава 33
Вендела не ожидала, что Греттир окажется таким сексуальным маньяком. Еще большей неожиданностью для нее стало то, что ей это нравилось. И с каждым днем все сильнее. А еще ей нравилось засыпать в его руках, таких надежных и сильных.
И просыпаться, как сегодня. Все последние дни их утро начиналось одинаково: Вендела открывала глаза, поворачивала голову и улыбалась. Греттир лежал рядом, положив голову на согнутую руку, и смотрел на нее, словно не мог насмотреться. Словно хотел запомнить навсегда. Словно видел в последний раз. Это ощущение «последнего раза» не исчезало, ни когда он целовал ее, ни когда они занимались любовью.
— На что ты смотришь?
Его взгляд скользнул ниже, он протянул руку к ее груди и обвел пальцем ареолу.
— Похоже на розовый бутон на снегу.
— Я думала, моя грудь тебе не нравится. Ты сам так сказал в первый раз.
Греттир широко ухмыльнулся:
— Я соврал. В жизни не видел ничего красивее. Когда ты забеременеешь, твои груди станут больше.
— Когда я забеременею, ты перестанешь вести себя, как мартовский кролик?
— Не обещаю. — Он уткнулся лицом в ее волосы и вдохнул в себя их запах. — Дай подумать. — Его губы скользнули к уху, зубы мягко прикусили мочку, отчего у Венделы сразу поднялись тонкие волоски на руках. — Вряд ли. — Он провел кончиком языка вниз по шее и наконец достиг соска. — Определенно нет. Ни за что. Эй, ты куда?
Вендела ящерицей вывернулась из-под него и метнулась в ванную:
— Мне надо.
— Тебе помочь?
— Нет!
Она закрыла дверь, уселась на унитаз и задумалась. С Греттиром происходило что-то странное. Он хоть и храбрился при свете дня, но выдавал себя ночью. В их соединении было что-то отчаянное, что беспокоило ее своей непонятной угрозой. И во сне он все время куда-то бежал. Его руки и ноги подергивались, сердце под ее щекой вдруг начинало бешено колотиться, он даже поскуливал иногда, как щенок. Вендела пыталась проникнуть в его сны, но в них был только туман, молодая трава под лапами, запах крови, приближающийся топот лошадей и рычание собак. Темно, мутно и непонятно.
Мама не смогла объяснить этих видений, а бабушка… с бабушкой в последнее время все было сложно, и Вендела предпочитала семь раз подумать и ничего не спросить.
— Иди мойся, а потом спускайся завтракать.
Вендела была такая красивая в полотенце и тяжелым узлом золотых волос на затылке.
— Лучше ты иди сюда.
Он откинул одеяло рядом с собой и похлопал по матрасу.
— Нет уж, хватит с тебя. Нам пора встать и заняться делами. Твоя мать, наверное, думает, что я совсем лентяйка.
Ничего подобного, на самом деле, Маргрета не думала. Несколько раз за ночь она просыпалась от стука спинки кровати в стену и засыпала со счастливой улыбкой. Ее сын и будущая невестка, не жалея сил, трудились над ее будущими внуками. Вот и молодцы.
Она точно помнила, как прошла ее болезнь. Однажды рано утром эта тянущая боль в груди исчезла, будто оборвалась невидимая леска, и железный крючок в сердце растаял, и она смогла, наконец, вздохнуть полной гудью. Уже засыпая, Маргрета подумала, что в постельное белье кладут мало лаванды, что в воздухе пахнет пылью, и надо будет перестирать занавески и хорошенько выбить ковер. И попробовать сделать домашний сыр по рецепту фру Сёренсен. И еще пора собирать и сушить мать-и мачеху, ее листья лучшее средство от грудного кашля. Сейчас, наверное, все Королевские холмы усыпаны этими цветами, как живым золотом.
Прости, Кнут, тебе придется подождать. Я еще нужна нашему сыну и внукам. И Вендела, кажется, хорошая девочка, ей тоже понадобится моя помощь.
Прости, мой дорогой муж.
Греттир точно знал, его ждет еще один счастливый день. Теперь каждый день его жизни был счастливым, и начинался он всегда одинаково. Стараясь не разбудить спящую в его постели женщину, он тихо вставал и шел в душ. Возвращался уже в чистом белье и так же тихо доставал из-под подушки старый нож с костяной ручкой. Глубоко вдыхал теплый, пахнущий ее волосами, воздух, затем тянул клинок из ножен.