— Так о чем это я?
— О ведьмах, — напомнил Орвар. — Так и мы так знаем, что все бабы ведьмы. До дна!
На этот раз Левша пил вместе со всеми. Греттир сквозь зубы выцедил вдруг ставшее кислым пиво и, пока все смеялись и наливали снова, наклонился к Левше:
— А что такого особенного в этих Рауда?
— Первейший в Гренланде род. Они туда первыми приплыли. И женщины у них ведьмы все до одной, и самые сильные, притом. Так сказал тот гренландец. Короче, с помолвкой тебя.
Выпили снова, почему-то не чокаясь. Снапс слабее не стал, но воздействие его изменилось: с каждой новой рюмкой в голове у Греттира все больше прояснялось. А, может, это новой информацией его так пришибло? Во всяком случае, стало понятно, почему родители так настаивали на браке именно с Венделой.
Угомонились все поздно. Или рано. Звезды за окном уже погасли, но Звезда Фригг[8] над горизонтом еще не поднялась. Кто-то из парней отправился по домам, кто-то завалился спать на широких лавках у стены. Греттир сидел в стороне, прислонившись спиной к теплому боку изразцовой печки. Со второго этажа спустился и сел рядом Орвар. Его волосы были растрепаны, а на воротнике рубашки виднелось розовое пятно, похоже, от помады. Официантку тискал, не иначе.
— А ты что здесь делаешь?
— Пью. А ты? Тебя нигде не ждут? — Голос Греттира прозвучал неожиданно сварливо.
— Ждут, — ухмыльнулся Орвар. — Потому и не тороплюсь.
— Доиграешься, — предупредил Греттир. — Однажды Хильд тебя бросит.
— Никуда она не денется. — Несмотря на всю свою самоуверенность, Орвар как-то помрачнел. — Лучше скажи, каково это, быть помолвленным?
— Я даже не понял, хорошо или плохо.
— Дай знать, когда разберешься.
Греттир, закрыл глаза и долгим медленным глотком вылил в себя остатки из бутылки. Когда он открыл глаза, Орвара рядом уже не было.
Глава 8
Бабушка велела брать только теплую одежду. Поэтому половину большого чемодана занимала куртка на гусином пуху и сапоги на войлочной подкладке и с рифленой подошвой из особой, нескользкой резины. Остальную часть багажа Вендела заполнила теплым бельем, носками и свитерами. И лыжными штанами на помочах.
Платье, которое она собиралась надеть в дорогу, было тоже теплым, но красивым, с затейливой вышивкой из переплетенных друг с другом фигурок оленей и волков. Вдруг Греттир придет проводить ее? Пусть увидит, что его невеста не такой уж крокодил … то есть цыпленок. Наверное, бабушка не будет возражать теперь, когда помолвка все же состоялась.
Дверь комнаты тихо открылась и так же тихо закрылась. Венделе не нужно было поднимать голову, чтобы знать, кто идет — такая легкая походка была только у одной женщины, у мамы. А бабушка так и не зашла.
— Бабушка сильно на меня сердится?
Гутрун села рядом с дочерью и легко погладила ее по голове. Какая же она стала взрослая, девочка моя. И какой она, в сущности, еще ребенок.
— Дэгрун сердится, но не на тебя.
— А на кого?
— На себя, наверное. Она столько лет пыталась обмануть судьбу, а ты одним своим взглядом разрушила все ее усилия. Ты ведь посмотрела на Греттира?
— Да. — Перед мамой было глупо отпираться. — Посмотрела. Но не специально. Так вышло. А на Греттира она сердится? Ну, за то, что он кусаться полез?
Гутрун пожала плечами:
— Может быть. Возможно, он оказался умнее и предусмотрительнее, чем она ожидала. А может быть, Дэгрун считает, что он слишком легко тебя получил.
Вендела отложила платье в сторону, забралась на кровать с ногами, а голову положила матери на колени.
— Да, я знаю. Бабушка рассказывала, как дедушка три раза искал ее и нашел.
— И это все, что она тебе рассказала? — По голосу матери Вендела поняла, что та улыбается. — А кто ему помог, не говорила?
— Нет. Разве он не сам?
— Сам, да не совсем. Если бы Дэгрун не захотела, Сигурд бы в жизни ее не нашел. Она перед испытанием подарила ему опоясок, который соткала сама. Если спрясть и окрасить нити правильно, под нужный сейд, если начать ткать его на молодом месяце, продолжить при полной луне, а закончить на убывающем месяце, то он имеет большую силу.
— Какую?
— Сильнее железа и золота. И он навеки свяжет женщину с мужчиной.
— А ты дарила папе такой пояс? Это его он всегда носит с собой?
Эту красивую льняную ленту, вытканную красной и черной нитью, Освивр повязывал поверх ремня, сколько Вендела его помнила. И пояс не рвался, не изнашивался, не линял. Наверное, мама выбрала самый правильный сейд.
— Да.
А вот Вендела не знала ни одного. И прясть и ткать тоже не умела.
— Я хочу сделать опоясок для Греттира.
Пусть бабушка считает его недостойным, но Венделе он нравился. И его чуть кривой из-за перелома нос, и резкие складки возле рта, и строгие глаза. Наверное, его нельзя было назвать красивым. Просто, он был лучше всех.
— Сделаешь, — пообещала Гутрун. — Бабушка научит. Тебе очень много предстоит узнать. Поэтому вы уезжаете на пять лет.
— Так долго, — вздохнула Вендела. — Целых пять лет…
— Всего пять, — поправила ее мать. — Скоро сама поймешь, как это мало.
Пять лет, чтобы попрощаться с детством. Пять лет, чтобы стать женщиной. Чтобы укрепить свое сердце, закалить волю и отточить разум. Жизнь женщины в Стае не легка. Жизнь мудрой женщины, сейдконы[9], трудна вдвойне. Рука Гутрун ласкала золотые волосы дочери, успокаивая, утешая, прощаясь. Эта девочка была последней из рода Рауда, долгой череды мужчин и женщин — воинов, мореплавателей, ученых книжников, целителей и ведуний. Вся сила рода сосредоточилась в ней одной.
Пусть Кнут Валлин думает, что легко добыл невесту для своего сына в обмен на данное много лет назад обещание. Гутрун лукаво улыбнулась своим мыслям. Нет, Греттир, если то, что она видела в кипящем котле, правда, ты у нас еще попрыгаешь. И покланяешься. И не раз пожалеешь о том, что сделал.
Дверь приотворилась, и в комнату просунулся конопатый нос Тима. К гостям его не пустили, но, конечно, он нашел место, откуда было удобно подглядывать и подслушивать.
— Тили-тили-тесто, жених и невеста.
Не открывая глаз, Вендела ответила:
— Кто обзывается, тот сам так называется.
— Тесто упало, невеста пропала, — не унимался брат.
— На твою на обзывалку у меня есть отвечалка.
— Вдруг невеста под кровать, а жених ее искать.
Они могли продолжать до бесконечности, так что Гутрун решила применить свой авторитет:
— Дразнило — собачье рыло. А ну иди к себе! — И когда дверь закрылась, добавила: — Не сердись на Тима. Он тебя любит, просто маленький еще, глупый.
— Я знаю. — Вендела вздохнула и улыбнулась счастливой улыбкой. — Я тоже его люблю. И всех вас. Я буду по вам скучать.
— Ничего, доченька. Пять лет пролетят быстро.
— Наверное. Потом я вернусь, и все будет хорошо.
Она выйдет за Греттира и станет ему хорошей женой. И у них будут дети. И мама с папой будут им радоваться. И даже бабушка перестанет сердиться. А Тимошка вырастет и станет настоящим воином. Он обязательно будет ульфхеттаром. Мама поможет ему поймать и привязать сильного волка, она умеет.
И все у них будет хорошо.
Греттир опоздал.
Надо было прийти раньше, но пока он отсыпался после вчерашнего мальчишника, пока искал подарок для Венделы… время ушло. В конце концов, он не ожидал, что они уедут еще затемно.
И вот теперь стоял на крыльце и, как дурак, вертел в руках белую коробку с подарком для невесты — смартфон в золотом корпусе. Чтобы звонила ему из своего Гренланда. Еще выбирал, то ли взять фиолетовый, как ее глаза, то ли под цвет волос. Как мальчик, ей богу.
Хотелось увидеть ее еще раз.
Опоздал.
— Я передам твой подарок Венделе, когда она вернется. — Гутрун взяла из его рук коробку. — Ей будет приятно.