В мусульманской и христианской картине мира нет места фигуре правителя, стоящего над религиозными законами и покровительствующего всем общинам. И только в официальной истории монголов ситуация соответствует реальному положению вещей: «Докуз-хатун пользовалась полным уважением и была очень властной. Так как народ кереит в основном исповедует христианство, то она постоянно поддерживала христиан, и эти люди в ее пору стали могущественными. Хулагу-хан уважал ее волю и оказывал тем людям покровительство и благоволение до того, что во всех владениях построил церкви, а при ставке Докуз-хатун постоянно разбивал [походную] церковь и [в ней] били в било» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 18). Резиденция несторианского католикоса Мар Денха, действительно, находилась в Багдаде. Но утверждение Байбарса, что католикос поселился во дворцах багдадского халифа, есть инвектива.
После того как монгольские завоеватели покончили с существованием Багдадского халифата 'Аббасидов, в мусульманском мире не было больше единого, признанного всеми суннитами халифа. По мнению И. П. Петрушевского, эти исторические события отразились на суннитской теории халифата. Законоведы утверждали, что в переживаемое «смутное время», когда нет законно поставленного и всеми признанного халифа, признать власть государя, утвердившегося при помощи силы, можно ради блага мусульманской общины, дабы избавить ее от смут, анархии и междоусобицы. Такого государя, если он управляет на основании шариата, можно считать законным главою мусульманской общины (государства), иначе говоря, халифом; но если он управляет не на основании шариата, то он — тиран[128]. Это суждение принадлежит законоведу Ибн Джама'а, верховному казию в Каире, который мог свободно назвать ильханов тиранами, поскольку находился вне их юрисдикции. Египетский историк Ибн Фадлаллах ал-'Умари, прославляет доблести мамлюков, основную массу которых составляли кипчакские рабы. Для ал-'Умари они были истинным войском Аллаха и их победы над монголами были исполнением воли Аллаха (Сборник материалов. Т. I. С. 172–173).
Мы не знаем, как послание Байбарса было воспринято Берке и его окружением. Скорее всего, сложная идеологическая конструкция идеи джихада осталась непонятой. Напомню, что монголы никогда не объявляли войну исламу, хотя с позиции мусульман война носила религиозный характер; и кажется, нет подтверждений тому, что шел поиск дополнительных опор легитимации в религиозном измерении. Согласно идеологической доктрине монголов, власть Чингис-хану дарована Вечным Небом. Источник же политической власти представителей «золотого рода» — генеалогия, а именно — их принадлежность к прямым потомкам Чингиз-хана по мужской линии[129]. Идеология мирового господства не предполагала какого-либо интереса к религиозной доктрине ислама. Что касается Корана как источника мусульманского права, то очевидно, ему не было места в монгольской системе власти. Полагать, что послание Байбарса нашло в лице Берке адекватного адресата, на мой взгляд, является непростительной ошибкой.
В ставке Берке египетские послы должны были следовать предписаниям, смысл которых остался им неясен. От нас же требуется раскрыть загадочный характер монгольского ритуала, что и является единственной возможностью выяснить истинное положение дел со статусом ислама при дворе Берке.
Итак, рассказ послов: «Когда они приблизились к орде, то их встретил [там] визирь Шараф ад-дин ал-Казвини. Потом их пригласили к царю Берке. Они уже ознакомились с обрядами, которые соблюдались с ним и заключались в том, что входили с левой стороны, а по отобрании у них послания переходили на правую сторону и припадали на оба колена. Никто не входит к нему в шатер ни с мечом, ни с [другим] оружием и не топчет ногами порога шатра его; никто не слагает оружия своего иначе, как по левую сторону, не оставляет лука ни в сайдаке, ни натянутым, не вкладывает стрел в колчан, не ест снегу и не моет одежды своей в орде. Он [Берке] находился в большом шатре, в котором помещается 100 человек; шатер был покрыт белым войлоком, а внутри обит шелковыми материями, китайками, драгоценными камнями и жемчужинами. Он сидел на престоле, а рядом с ним старшая жена, и около него 50 или 60 эмиров на скамьях шатра. Когда они вошли к нему, то он приказал визирю своему прочесть послание, потом заставил их перейти с левой стороны на правую, стал спрашивать их о Ниле и сказал: "Я слышал, что через Нил положена человеческая кость, по которой люди переходят [через реку]". Они ответили: "Мы не видали этого…". Главный кади, находившийся при нем, перевел послание и послал список кану; письмо султана было прочтено по-тюркски [лицам], находившимся при нем [Берке]. Они [татары] обрадовались этому; он [Берке] отпустил послов с ответом своим и отправил с ними своих послов» (Сборник материалов. Т. I. С. 75–76).
128