Скрынников, также, как и Алексеев, фиксирует факт болезни Великого князя во время собора, но переносит инсульт на полгода позже его завершения. Оба делают свои выводы на анализе одних и тех же исторических документов, что свидетельствует о такой пластичности нарративных источников, которая позволяет поставить под сомнение выводы, сделанные на их основе.
Если добавить к этому мнение Андрея Плигузова — историка, специально исследовавшего дискуссию об идеологии нестяжательства, ведущуюся уже почти два века, то фабула станет еще более интригующей. Плигузов констатирует, что у Нила Сорского нет ни одного сочинения, разбирающего вопросы церковного землевладения, а Иосиф Волоцкий писал по данному поводу много позднее, да и то применительно к частному случаю. «Не случайно… Казакова, посвятившая Вассиану и его единомышленникам (нестяжателям) две монографии и докторскую диссертацию признала, что «история нестяжательства как идеологического течения, история его формирования, развития, связей с другими идейными течениями еще ждет своего исследователя…».
Плигузов полагает, что вопрос о секуляризации церковных земель на соборе 1503 г., возможно, вообще не стоял. «Вместе с тем, есть данные, свидетельствующие о планах правительства Ивана III существенно ограничить или вовсе ликвидировать землевладение церкви, обратив его в государственный фонд для поместных пожалований средним и мелким феодалам. Трудно сказать, в какой мере эта программа носила официальный характер и насколько объективно отражала она реальное соотношение сил» .
Мнение Плигузова позволяет рассматривать трагедийно красивую версию Алексеева, как и многих других историков, не более чем как иллюстрацию к аргументации Лео фон Берталанфи относительно, к сожалению, малой научной значимости нарративных источников.
Что же тогда остается достоверного в письменных свидетельствах эпохи? То, что у церкви были большие земельные наделы. То, что частично они были Иваном III экспроприированы. То, что у него были планы полной экспроприации, но осуществить ее не удалось, и следовательно, проблема испомещивания служащих госаппарата осталась нерешенной.
Полицейская диктатура, как форма договора государя с народом
Внук первого российского государя — знаменитый Иван Грозный прямо уже не посягал на земельную собственность церкви. Церковный соборы, последовавшие за собором 1551 г. лишь ограничивали рост церковного землевладения, но не рассматривали проблему секуляризации. «Приговор 1551 г. запрещал церкви приобретать земли каким бы то ни было образом» (). Проблема испомещивания должна была решаться иначе. Вспомним, что основным капиталом русского государя была земля.
В середине XVI в., после массовых испомещиваний XV в., этот капитал, иссяк. Присоединение новых земель, в основном западных (1510 — Пскова с областью, 1514 — Смоленска, 1517 — Рязани, 1517–1523 — Черниговской и Новгород-Северской земель), не столько дали резерв для испомещивания, сколько, в соответствии с принятой практикой, вызвали необходимость перевести тамошних феодалов в Замосковный край и испоместить их здесь.
Живую картину испомещивания и явки на службу одним из первых дал Сергей Соловьев. Его положения в целом разделяют современные историки. Он писал: «Новое Русское государство, составленное московскими князьями, было государство бедное, доходы великих князей были невелики, потому что народу было мало, мало городов, где процветали бы промыслы, торговля; а между тем опасности со всех сторон, надобно отбиваться от врагов, надобно, следовательно, иметь большое войско; но как его содержать, на войско идет много денег; денег нет, но много земли, и потому стали раздавать земельные участки тем, кто шел служить к князю; пока служил, земли оставались за ним, переставал служить, землю отбирали; эти-то земельные участки и назвались поместьями, а владельцы их помещиками. Были и вотчинники, которые вечно владели своими землями, потому что получили их в наследство от предков; но богатых вотчинников, которые могли бы служить, не нуждались в пособии, в жалованье правительства, было немного; большей части из них великий князь раздавал также поместья. Ко времени Иоанна III к двору великого князя в Москву набралось много князей, лишившихся своих княжеств вследствие собрания Русской земли; все они вступили в службу к великому князю и заняли главные места; но так как они не сохранили своих княжеств, только несколько земель из них, то и они не были богаты, притом вотчины их все уменьшались оттого, что каждому хотелось при смерти дать чтонибудь в церковь, особенно в какой-нибудь монастырь, на помин души, денег не было, и давали на помин души земли; монастыри обогащались, а светские землевладельцы беднели и должны были просить у великого князя поместий, чтоб иметь возможность служить, т. е. по первому призыву являться на войну на коне, в полном вооружении и приводить с собой некоторое число вооруженных людей, почему в старину и говорили, что служилый человек должен являться на войну конен, люден и оружен» . «Когда нужно выступать в поход воеводы начинают перекличку, вызывают: «Такой-то?» — «Есть!» откликается помещик, и его пишут в «естех»; вызывают другого — молчание, значит нет его, не явился, и его пишут в «нетех». И стало оказываться, что в «нетех» очень много, а кто и есть в «естех», у того оружие плохое, плоха лошадь и людей не столько, сколько он должен был привести со своей земли. Что за причина? Помещики оправдываются, что служить им нельзя, земля есть, но ее нужно обрабатывать, а рабочих рук нет; крестьяне были вольные, свободно переходили с одной земли на другую… Небогатый помещик призовет их к себе, порядится с ними, а тут подле богатый, многоземельный вотчинник светский или монастырь, работники им нужны, потому что везде земли много, а рабочих рук нет, они и переманивают крестьян от бедных помещиков…»