Золотая Орхидея
Пролог
На холодных камнях лицом вверх лежал феникс по имени Коуршан. У него больше не было сил согреться. Снежинки касались его бесчисленных ран и окрашивались алым. Остывало горячее дыхание. Мерк дневной свет.
Коуршан не знал, как высоко забрался в горы, сколько дней или даже недель блуждал. Границы времени давно стёрлись. Где-то внизу раскинулись рощи благородных деревьев, но Коуршан не помнил живой природы. Только чёрное, ядовитое пламя, пожравшее его город. Только обугленные руины. Тысячи жителей долины сгинули в проклятом огне.
Долго Коуршану казалось, что его преследуют красноглазые чудовища, сотканные из теней. Он падал от изнеможения, засыпал, потом вскакивал и бежал вновь. Обувь он давно истоптал, дорогую одежду — разорвал в лоскуты. Здесь, среди голых серых скал, наконец-то смолкли голоса в голове. Мёртвая тишина окутала мир. Саваном милосердное небо накрывало изувеченное тело Коуршана. Он закрыл глаза.
В полудрёме он видел счастливые лица вечно юных сородичей. Коуршана зазывали присоединиться к огненной пляске. Фениксы не боялись пламени, более того, имели над ним власть. Так было… К Коуршану подошел высокий феникс, чей облик смазывался, как отражение в мутной воде. Только никакая пелена не могла скрыть жуткий взгляд, в котором читалось неестественное торжество. Самые отвратительные глаза! Высокий феникс махнул рукой, и огонь почернел. Танцующие скрючились, с диким воплем падали на землю, пытаясь потушить себя. «Адзуна!» — закричал Коуршан, и темнота поглотила все образы.
Снегопад прекратился. Ледяное дыхание гор сменилось теплым ветерком, принесшим ароматы неизвестных цветов. Послышался звон колокольчиков, далекий и неземной. Всё вокруг преобразилось до неузнаваемости. Небо стало ясно-голубым, а вместо голой стылой земли под Коуршаном раскинулся луг. Мягкая сочно-зелёная трава стелилась ковром до края плато. Прямо под ладонями распускались цветы. Коуршан резко убрал руки и потёр глаза. Очередное наваждение? Или же он умер и очутился в Абероне — городе Духов.
Шмель сел на руку. Коуршан чуть дрогнул, но не стал прогонять насекомое, только осторожно коснулся его пальцем. Настоящий мягкий шмель. Настоящий и мир кругом, наполненный живыми звуками. Тепло солнца проникло в сердце Коуршана, ослабив оковы страха и печали.
В центре луга было озерцо, посреди которого возвышался белый соляной столб. Солнечный свет отражался в воде, из-за чего столб казался утопленным в золоте. Коуршан подошел к озерцу и замер. Обвив столб, к небу тянулась Орхидея с нежнейшими, почти прозрачными золотыми цветами, окутанными мягким светом. Коуршан не помнил, видел ли что-то настолько прекрасное за всю долгую жизнь. Над Орхидеей кружились чудесные бабочки, но не садились на лепестки, словно считали себя недостойными прикоснуться к божественной красоте. Цветы не принадлежали этому миру, но отчего-то явились в нём.
Лиана уходила в глубину, к незримому основанию соляного столба. Склонившись над водой, Коуршан увидел свое отражение над бездной. Белоснежное лицо в царапинах и ссадинах. Под глазами лежали глубокие тени. У висков запеклась кровь. Длинные спутанные волосы коснулись воды, и едва видимый алый след потянулся по зеркальной глади. Коуршан зачерпнул ладонью воды и умылся. Вместо влаги будто солнечный свет коснулся его кожи, и ноющая боль прошла.
Коуршан зачерпнул второй раз и, взвесив воду в ладони, выпил, не почувствовав ни влаги, ни соли. Это был глоток энергии, которая разлилась по телу, проникла в каждую клетку и напитала её. В тот же миг все раны затянулись.
Долго Коуршан разглядывал и ощупывал себя. Чувствам не верил, но каждую секунду убеждался, что не обманывается. Голова пошла кругом, а весь мир переворачивался. Источник не просто излечил тело, но и вернул желание жить. Коуршан понял, что неспроста чудо явилось ему, и всем сердцем возжелал разгадать эту тайну.
Вдруг цветы Орхидеи пожухли, стебли иссохли. Страх потерять прекрасный цветок превзошел страх перед водяной бездной, и Коуршан попытался ухватить своё сокровище. Возненавидел себя за то, что собственноручно погубил драгоценное творение, по глупости и малодушию истратил божественную благодать. Неподвижно сидел на берегу озерца и едва касался гибкой лианы вытянутой рукой, надеясь оживить Орхидею магической силой. Прошел день, затем второй. С водой озера смешались слёзы Коуршана. «Неужели, — обратился он к небесам, — неужели Орхидея здесь, только чтобы исцелить раны самого недостойного из фениксов? Невозможно… Неру, Творец, дай ей зацвести вновь, дай принести большее благо…»
Силы Коуршана иссякли, и, чтобы не упасть в бездонный колодец, он отпустил Орхидею.
То ли мольбы подействовали, то ли корни напитались слезами, но лиана позеленела и ожила. Коуршан слабо улыбнулся. Всю силу и волю он собрал в одно желание: укрыть Орхидею, защитить ради высшей цели.
Коуршан постоянно возвращался проверить заповедное место. Озерцо, столб и Орхидея не исчезли. Миновала весна, отгремели талые воды в ущелье за чудесным лугом. Пылало лето, но нежные бутоны не распускались. Без золотых цветов вода в озерце стала горько-соленой и не исцеляла.
Коуршан убедил царя фениксов воздвигнуть рядом с лугом храм в честь Творца Неру и всех Великих Духов. Первый камень будущего святилища возложили в день рождения детей государя — близнецов Симериона и Диларам. «За великими печалями приходят великие радости», — говорили царю подданные, и он соглашался. В тот год и последующие родилось много малышей. Фениксов снова становилось много.
Строительство развернулось грандиозное. Материалы для залов Великих Духов свозили со всех концов мира. Заповедный луг окружили стенами храма. Ни одна тень не падала на Орхидею, а любой проход к золотому цветку Коуршан велел опечатать. Ему не смели возразить, но недоверие ожесточило сердца строителей. Будто назло они работали медленно.
Со временем дорогостоящая стройка начала давить на казну. Царь велел Коуршану умерить пыл, но тот, помня о своей изначальной цели, не стал скромнее. «Всё окупится тысячекратно, — говорил Коуршан, — если Духи дадут Орхидее цвести. Мы исцелим все раны, причиненные Казнью Мира». Царь принял его доводы, но отправил одного из своих советников наблюдать за ходом строительства. Некоторые фениксы, и не только они, за дела прошлых лет называли этого советника Дознаватель.
Коуршан к гостю отнесся плохо, разговаривал с ним сухо, порой злобно. Присутствие Дознавателя тревожило болезненные воспоминания, а сомнения царя добавляли страданий измученной душе. Только посещая Орхидею, Коуршан успокаивался.
Спустя три года после рождения царских детей в храме началась служба, а Коуршан стал главным священником. Окружающим казалось, что всё время он молится. После обрядов он оставался в зале Неру. Никто, кроме главного священника, не имел права подниматься в этот зал, находящийся на последнем этаже высокого храма.
В такие часы Коуршан думал о своём месте во вселенной. В холодной ночи он согревался пламенем в собственных ладонях. Власть над огнём фениксам дарована Великим Духом Солнца Анариотом, как и защита от любого жара. Великий Дух жизни Левантэ дала им знание языка зверей и силу заклинать растения. К этим способностям Коуршан прибегал редко: домашних животных не держал и ничего не взращивал. Но, как и все фениксы, он не боялся хищников и не носил оружия. Думал, что у него нет и быть не может врагов.
Коуршан пробудился в начале дней. Будь он рождён, вспыхнул бы при появлении на свет, а потом до двадцати двух лет ещё раз. После второй вспышки феникс может управлять огнём, а время теряет власть над телом. Сильное потрясение способно прервать бесконечные лета юности феникса. Неведомый прежде ужас ворвался в жизнь Коуршана, и в чёрном пламени сгинул прекрасный феникс, а на его месте остался седой измученный призрак прошлого. Только слепящая надежда исправить былые ошибки не давала сойти с ума и заставляла заботиться о резко постаревшем теле.
Долгая жизнь накладывала и ограничения. По земле не могло ходить фениксов больше, чем сотворено изначально. Чтобы кто-нибудь родился — кто-то должен умереть. В прежние времена невероятно редкие смерти убедили Коуршана не заводить семью. Никогда до него не дойдёт очередь иметь детей, и он посвятил жизнь служению Неру и Великим Духам. Теперь, благодаря жуткой войне, дети могут быть у каждого, но не у Коуршана. «Ты ничего не достоин, трус и богохульник, — думал он, глядя на потолочный барельеф с Мировым Древом. — Не удивительно, что Золотая Орхидея не цветёт».