Заколка уже ждала в комнате. Множеством граней сиял изумруд в золотой оправе. Руми только подивилась, как быстро милосердие императора дошло до царя, сразу же украсила заколкой свою причёску и посмотрелась в зеркало. Действительно, не походила на остальных фениксов. «Если царевна Диларам — шиповник, то я — чертополох», — подумала Руми. Но и цветки чертополоха бывают прекрасны, если смотреть на них с определенным настроением.
Бал проходил в тронном зале, куда Руми к назначенному часу направилась вместе с тиграми. Ханум, как она узнала, торговал и обещал явиться позже. Зал украсили скромно, но очаровательно. На серебряных нитях, натянутых между колоннами, висели круглые фонари, мерцающие волшебным светом. Под фонарями с флейтами и ситарами расположились музыкантши во главе с Диларам. Даже среди привлекательных, как на подбор, дев, она выделялась исключительной красотой. Руми осмотрела весь зал, но не смогла найти никого прекраснее царевны.
Впрочем, гостей собралось не так много. Ни царь фениксов, ни император драконов не пришли. Симерион восседал на троне в гордом одиночестве. Царевич улыбнулся Руми, в его взгляде она увидела искреннюю радость. Императрица и князь Дер-Су занимали особые мраморные кресла в виде распустившихся цветов лотоса. Их слуги разместились попроще, на атласных подушках. Правительница вновь выбрала синее платье. Сапфирами сияла её корона в пышной причёске. Императрица кивнула Руми, а служанки лишь посмотрели с едва скрываемым презрением. Не забыли, что не смогли остановить одного феникса. Слуга указал Руми на почётное место, где она с удовольствием расположилась. Чуть в стороне, на низком столике ожидали кушанья и напитки, что тоже радовало. Такие столики поставили каждому особому гостю.
Фениксы подходили к Руми, кланялись и спрашивали о храме, её путешествии и планах. Все они были в белых просторных одеждах и с распущенными волосами. Иногда взгляд их застывал на драконьей заколке, но лишь на несколько секунд. Более всего придворных интересовала Золотая Орхидея. Руми отвечала, что мистический цветок находился в полном ведении Коуршана, и никак не показывала, что такие разговоры ей неприятны. Не хватало ещё, выбравшись из одной трясины, попасть в новую. Она заметила, что Симерион иногда смотрит в её сторону, но не более, чем дозволено приличиями.
Руми спросила у гостей о своих родителях. Фениксы, качая головами, поведали, что последние семнадцать лет Сингардилион жил замкнуто, более того, стал богобоязненным и до ужаса суеверным. После того, как возрождение Руны сорвалось по неизвестным причинам, он долго находился в опале у царя. Перед смертью царица Меренити пожелала примирения между ними, и её последняя волю исполнили. Сингардилион много говорил о своих грехах, потому решил оставить столицу и уйти в монахи.
— Всем теперь думается, что он скрыл дочь, отдав её во служение Великим Духам, как раз из-за своих грехов, — сказал один знатный феникс.
— Так и есть, — кивнула Руми, поедая гранатовые зёрна.
Перед гостями развернулось грандиозное действо. Объятые пламенем, танцевали гибкие красавицы. Одежду их пропитали особым составом, чтобы не тлела. Диларам, перебирая изящными пальцами струны ситары, пела о любви Великих Духов Земли и Жизни — Лингвэ и Левантэ, об их ссоре и разлучении, как порознь они создали народы. Фениксы и драконы унаследовали судьбу своих творцов. Потаенная боль слышалась в голосе царевны, и Руми, чтобы подтвердить свои догадки, повернулась в сторону князя Дер-Су. Тот сидел, как завороженный, внимая каждому слову. В чёрных одеяниях он походил на гордую, но тень в объятьях белого плаща. Диларам смотрела только на Дер-Су. Эта песня была для него и про них. Огненные девушки опасно приблизились к Руми, и она вжалась в спинку кресла. Никто этого не заметил, все увлеклись танцем и музыкой.
Диларам отложила ситар и, доверив следующий куплет другой певице, присоединилась к танцующим. Царевна вспыхнула, как солома в сухой день, и стала кружиться с остальными девушками в прекрасной для фениксов, но смертельной для всех прочих пляске. Руми видела, как зовут присоединиться к этой пламенной красоте движения рук и бедер царевны, только не могла согласиться. Боялась. Симерион с упоением следил за грациозным танцем. Для драконьих гостей это было любопытное зрелище, но не для Руми. Она успела забыть, как опасно находиться в обществе тех, для кого гореть — жить. Забыла, почему ей здесь не место.
Внезапно пламя погасло, и девушки остановились. Вмиг они стали спокойными и расслабленными, отринув пылкие чувства. Диларам объявила, что пришло время всем гостям присоединиться к танцу. Засидевшиеся драконы с радостью образовали пары с фениксами. С царевной танцевал князь Дер-Су, с императрицей — Симерион. Даже тигры кружились вместе в сторонке. Руми осталась без пары, не без ревности наблюдая за царевичем.
В этот момент из ниоткуда возник Ханум и бессовестно начал поедать угощения с подноса Руми и пить из её кубка.
— Задержался, виноват. Много я пропустил? — поинтересовался купец, усаживаясь на большую подушку.
— Не очень, — буркнула Руми.
— Да ладно тебе сердиться. Танцевать никто не зовет? Хочешь, я с тобой попляшу? — предложил Ханум с глупой улыбкой, явно не рассчитывая, что его предложение воспримут всерьёз.
— Спасибо. Не хочу.
Воодушевление, с которым Руми пришла на бал, давно улетучилось. Ей хотелось уйти, спрятаться от этого праздника жизни, на котором она — лишняя. «Нельзя позволять себе сгорать от ревности. Нельзя грезить о том, с кем быть невозможно. Ещё и это обещание…»
— Я думал, ты будешь счастливей, раз император тебя простил, и твоя заколка при тебе, — заметил Ханум, невольно надавив на больное.
— Я тоже так думала.
— Ну и…?
— Извини, Ханум, мне надо побыть одной, — она встала и вышла на балкон.
Глава 13. Цветы живые и мёртвые (часть 2)
Позади остался Симерион, весело танцующий с драконьими красавицами и девушками-фениксами. Руми с тоской посмотрела в его сторону. Так естественно для него плясать среди языков пламени, оставляя традиции лишь ради редких заезжих гостей, и так губительно для неё. Более того, по духу она от Симериона даже дальше принцессы Мэйджины. «Мог бы он понять меня? Мою страсть к оружию и боевому искусству? Принял бы моё мировоззрение? Как бы я хотела это узнать», — думала она, глядя вверх.
Ледяные темно-синие небеса молчали. Скоро Руми предстоит смертельно опасный путь, и прежние заботы останутся позади. Она сняла заколку и некоторое время в ладонях разглядывала её. Последнее, чего касалась мать Кимера… Хрупкие жизни сломало зло, по-прежнему безнаказанно бродящее по земле, пока Руми занята любовными мыслями и мелкими обидами. Ничего не значащими в сравнении с коварной всепоглощающей тьмой, которую нельзя победить. Руна не пережила своего боя… Симерион-воитель не пережил… победа над Корсуном? Надо бы уточнить у Ханума… «Что-то я упускаю. Адзуна ведь справлялся с перводемонами…»
— Прекрасная ночь, не так ли? — услышала Руми голос Диларам.
— Безусловно, — ответил кто-то спокойным, лишенным красок тоном. Очевидно, князь Дер-Су.
Руми спряталась за кадку с молодым гранатовым деревом. Не хотела показываться этой парочке, а более отступить незаметно было некуда.
— Почему вы печальны, мой князь? — спросила царевна. — Вы сомневаетесь в своём решении?
— Нисколько, ваше высочество. Лишь расстроен, что не могу сделать большего для вас.
— Разве вы могли сделать больше? Может ли быть что-то дороже знания о том, как высоко вы цените нашу первую встречу? — произнесла Диларам, в белых одеяниях походившая на звезду, что спустилась с неба на праздник.