И тут она увидела спускающегося навстречу Ваню. Даже не очень обрадовалась. Он был ссутулен, в слишком большой вязаной шапке. Таня тоже после волнений выглядела не лучшим образом. Увидев его, она постаралась улыбнуться побеззаботнее, и судорожно показала кулаком вверх. Он спокойно кивнул головой, словно Таня в третий раз попросила его сходить за хлебом.
Встала наверху, изо всех сил стараясь выглядеть не слишком взволнованной. Вышли холодные, настороженные и молчали.
Таня: "Ты неправильно держишь лыжи". (Он держал их за распорку).
Он: "Одни говорят так, другие иначе".
Шли мимо цветочного рынка.
"У вас в Ташкенте сейчас есть цветы?"
Он: "Сейчас, наверно, нет".
"А когда появляются?"
"Когда зацветают тюльпаны".
"Тебе нравится моя белая шерстяная шапка? У меня к ней ещё есть шарф и рукавицы".
Они стояли и молча рассматривали друг друга, ожидая трамвая.
Иван (с нежностью): "Какой у тебя жалкий, обиженный, измученный вид. Лихорадка в углу рта. Синяки под глазами".
Таня улыбнулась и предложила: "Давай сядем в этот трамвай".
Сели, и она почувствовала, что у него изо рта пахнет перегаром. Сначала думала, что не от него. Нет, от него. Они поженятся, будут жить с мамой в крохотной однокомнатной квартире, он будет пить и плохо влиять на ребёнка. Как они будут делить квартиру при разводе?
Когда Таня была маленькой, они десять лет скитались по съёмным комнатам. Мама работала в две смены учительницей в мужской школе, а вечером в школе рабочей молодёжи. Ложилась в час, вставала в пять. Через десять лет такой жизни дали комнату при новой школе с условием, что она станет заведующей учебной частью.
Потом переселили в однокомнатную квартиру. И эта квартира превратится в два чемодана в разных районах? Сама Таня на жильё никогда не заработает.
А заработает ли она, чтобы кормить, учить, лечить и одеть ребёнка?
Человек, который никогда не жил в крошечной комнатушке, никогда не поймёт того, кто в ней жил.
Таня стала оправдываться, почему выглядит утомлённой: "Я из породы сов, и когда бы ни легла, мне надо поспать утром".
Он: "Ты из породы орлиц".
Он удивился, что у неё странно покрашены тенями глаза - не все.
Таня (вызывающе): "Не нравится?"
Он: "Я теперь стал осторожнее. Летом я над девицей- философом издевался, что она носит валик на голове, а приехал в Ташкент - девицы из-за них с ума сходят".
"Ну, а сейчас она что носит?"
Он: "А я у неё сейчас не был" (меня не собъешь).
"Ты показывал мои фотографии в Ташкенте?"
"Да, и они сразу тебя нашли".
Тане хотелось спросить, показывал ли он фотографии своей маме, но было неудобно.
Вышли из трамвая, и пошли к лесу.
Он: "Смотри, какой симпатичный ребёнок!" Таня взглянула и отвернулась.
Он: "Ты плачешь?"
"Это от ветра".
Вышли на открытое поле. Холодная позёмка.
Сзади тоскливо тащилась одинокая девица в ярко-красном костюме. Тане было приятно, что на этот раз она не одна. Красный цвет - цвет любви или желания любви? В Гусь-Хрустальный Таня приехала в красных резиновых сапогах. Почему? Чтобы привлечь внимание?
Она: "Когда уезжаешь?"
"Во вторник. У меня в понедельник дядя приезжает, а в комнате страшно накурено - за месяц не проветришь. Что делать?"
"Сделай так, чтобы сбежало молоко".
"Это мысль".
Ёлки были красиво запорошены. Она попросила их снять. Он сфотографировал ещё какое-то странное дерево, а до этого - Таню на фоне укутанной снегом сосны. Она силилась улыбнуться - он показал, как надо - неожиданно чистая детская улыбка.
Дома Таня заготовила фразы о том, что сначала хотели пожениться, а потом решили остаться друзьями. И насчёт того, чтобы он окончил институт. Но как-то речь не зашла.
Таня побежала вперёд. Он смотрел ей в спину. Вышли на холмистую опушку. Ваня скатился с горки и упал на фотоаппарат. Признался, что больше всего этого боялся.
"Ты устал?"
"Я ещё могу..."
Таня (улыбаясь снисходительно): "Ладно, поворачивай..."
Он засиял в ответ.
Вышли на поле. Выяснилось, что оба любят кашу с тыквой и мёдом.
Говорили о розах и тыквах - их аромате и как хорошо они получаются вместе на цветных слайдах. Он приглашал Таню в Ташкент. Сказал, что повезёт на Чимган - там снег и тепло.
"Ваня, здесь надо свернуть".
Он шёл по дороге, и по его спине было видно, что он злится на неё за свою усталость.
"Мы идём домой".
Он повернул. Сказал, что у него всё плывёт перед глазами.
Он: "Я приеду в Москву летом. Детей, жену с собой, если будут, не возьму.
У меня все девчонки такие хулиганки: на деревья залезут, снежками кидаются, живые..."
"А я что, не живая?"
Таня осознала, что в глазах этого весёлого мальчишки выглядит занудой.
Он: "А я сразу, когда ты позвонила, понял, что это ты. Другим просто всё равно, встречаюсь я ещё с кем-то или нет. Ты могла бы меня разыграть - назваться другим именем. Тебя мама как-то неправильно воспитала. Я бы хотел с ней познакомиться".
"В каком году ты кончишь институт?"
"В 1979-ом".
"Как раз перед Олимпиадой".
"Я буду специалистом по помойкам. Каждый находит себе хлеб с маслом в определённом месте. Я - на помойке".
Таня: "Ну, побежали?"
"Я бы отсюда никуда не уходил. Так бы и стоял, говорил. Ты мне нравишься".
Таня: "Солнце вышло".
"Где? Я не заметил.
Таня увязывала лыжи и совсем на время о нём забыла. Потом повернулась - а он прямо как-то в лице переменился.
Таня: "Ты что?"
"Руки замёрзли".
И Таня замёрзла, бежала почти сердитая. Навстречу парень идёт и чему-то улыбается. Обернулась - догоняет Ваня, в каждой руке по лыжам. Так и пошла дальше, а он нёс лыжи.
Сели в трамвай.
Иван сказал, что соскучился по блатным песням. Одна его смешила: "Прокурор на счастье и покой, о Боже мой, поднял окровавленную руку".
Таня призналась, что тоже в студенческие годы хохотала над этой песней.
Приехали к метро ВДНХ.
Иван: "Возьми мой шарф в подарок!"
"Что ты, Ваня, я не возьму!"
Он вдруг сказал: "Подожди!", - и стал расстёгивать куртку.
Таня: "Что, совсем будешь раздеваться?"
Её бил озноб, губы посинели и не слушались.
Он: "Сейчас, сейчас...", - и достал из кармана той рубашки, в которой ходил в Гусе нарукавную нашивку с гербом города Владимира. У него было такое же выражение лица, как тогда, когда он показывал ей паспорт. Нашивка выглядела такой новенькой, как будто к ней с тех пор не прикасались, даже верхний слой краски блестел.