— Вряд ли вам удастся отдохнуть здесь или в комнатах второго этажа. Конечно, если только вы не нуждаетесь в женской компании. Но за пределами таверны еще опаснее. Вам могут перерезать горло просто так — из-за кольчуги или меча! Побудьте пока здесь, а позднее я попытаюсь что-нибудь для вас сделать!
Обычно бесстрастный Альтрен сам того не ожидая предложил незнакомцам свою помощь, наверно, потому, что любезное поведение гостей столь резко контрастировало с грубой обстановкой в таверне.
Альтрен сразу понял, что эти посетители не способны доставить ему неприятности, а потому переключил внимание на шумную компанию, которая как раз в этот момент ввалилась в таверну. Ее возглавлял Уркио — один из самых известных молодых корсаров в морском пространстве Вилайета. Он был капитаном капера «Сладкоголосая сирена», но несмотря на полное отсутствие чувства юмора, Уркио был смелым и отважным моряком, и имел на своем счету несколько особенно удачных набегов. Кроме того, он славился и как мастер меча, о чем по всему побережью слагались легенды.
Альтрен незаметно дал знак своему верному другу еще с молодых лет Румею Оглу. Несмотря на высокий рост и невероятную худобу, этот сорокалетний воин отличался невероятной выносливостью и быстротой реакций, хотя его никто никогда еще не видел трезвым. Каждое утро он начинал с большой кружки темного аграпурского пива, а перед сном осушал кварту зингарского хереса, и только потом засыпал. Даже самые ревностные недоброжелатели не смогли бы вспомнить случай, когда этот поклонник "бога веселья Баала пропустил этот ритуал. И можно было только предполагать, какой объем выпитого умещался в нем в промежутке между кружкой пива и квартой хереса. Старые морские волки, навечно ставшие на якорь в Маанском порту, любили вспоминать, что Румей-Затычка, как его величали во времена славного пиратского прошлого, прославился в молодости как виртуозный мастер ножа в многочисленных драках. Сейчас же боевые подвиги наследника славных атлантов сводились лишь к бесчисленным схваткам в постели с куртизанками таверны, которых само имя Румея Оглу повергало в священный трепет. Зачастую свободные от работы жрицы любви устраивали нешуточные побоища за честь согреть в своей постели славного эпикурейца.
Костлявый понял знак друга и, быстро опрокинув в рот кружку пива, бросился расчищать столик в середине таверны, предварительно согнав с него группочку торговцев оружием, которые коротали время в компании пикантных девиц весьма сомнительной репутации. Уркио с компанией уселись за стол и сразу принялись заказывать огромное количество еды и питья, которые незамедлительно были им принесены быстроногой служанкой. Облегченно вздохнув, что неприятности отступили, по крайней мере на какое-то время, Альтрен бросил взгляд на посетителей в дальнем углу. Молодой человек завернулся в плащ зеленого цвета и вытянулся на узкой скамейке, положив голову на колени своему спутнику, который тоже дремал, прикрыв лицо рукой. Лишь лохматый пес зорко смотрел по сторонам, оберегая сон своих хозяев.
К вечеру в таверне стало оживленно и шумно. Сюда пришли промочить горло экипажи нескольких корсарских судов, которые благополучно вернулись в порт с богатой добычей. Мест за столами уже не хватало, а моряки с туго набитыми кошельками все прибывали, желая расслабиться после изнурительной работы. Жрицы любви работали в полную силу. Вино лилось рекой, а повара на кухне не успевали приготовлять изысканные деликатесы, которыми славилась таверна Альтрена. Всем хотелось побаловаться вкусной едой после долгих дней в открытом море, где им приходилось есть в основном солонину.
Перебивая друг друга, пираты хвастались морскими подвигами, проклиная судьбу, забросившую их, столь достойных и благородных людей, как они считали, на край света. Самым притягательным центром всеобщего веселья был стол, где сидели Уркио И его люди. Молодой главарь пиратов и впрямь был колоритной личностью. Он был высокий, стройный с прекрасной фигурой атлета. Характерной его особенностью был орлиный профиль, чем обычно отличались представители племя зуагиров. Уркио держался свободно, даже нагло. Чувствовалось, что он привык быть в центре внимания. Слава о нем как об опытном мореплавателе и храбром воине ширилась по всему побережью. Людская молва приписывала ему славу безрассудного дуэлянта, который погубил много жизней, всегда выходя из поединков победителем и ни разу не получив даже царапины!
Двое незнакомцев не принимали участия во всеобщем веселье. Не обращая внимания на происходящее, они о чем-то шептались в дальнем углу, а лохматый пес, довольно урча, с наслаждением грыз под столом огромную баранью кость.
Альтрен не мог скрыть своего довольства. Ящик под стойкой был переполнен золотыми и серебряными монетами, и верный Румей уже не раз спускался в погреб, чтобы спрятать деньги в тайник, который устроил его хозяин подальше от пиратских очей. Ибо, что греха таить, несмотря на уважение, которое они испытывали к Альтрену-Молнии, все же большинство пиратов по своей сущности были разбойниками с большой дороги…
Только два события немного смутили обычный веселый хаос таверны. Двое матросов с контрабандистской галеры сцепились из-за желания побыстрее оказаться в постели Длинной Мими, и никто из них не хотел уступить первенства другому. Альтрен быстро навел порядок. Он просто взял за шкирку, как котят, обоих матросов и вынес их из таверны, чтобы прохладный морской ветер несколько охладил их пыл. И в это время завязалась драка на другом столике. Обмен ударами был настолько силен, что двоих пришлось выносить ногами вперед. Их тела быстро выволокли из таверны и выбросили в море прямо у пирса. Об остальном позаботилась невесть откуда взявшаяся стайка акул…
Ночь обещала быть спокойной.
— Да чтоб Маанан выпил ваши мозги, черт бы вас побрал! Чтоб мне не жить на этом свете, если я не стану искать моих товарищей из-за какой-то там иранистанской калоши! — Голос огромного варвара подобно грому рокотал на палубе хауранской ладьи.
— Но Конан, ведь мы же не военный корабль, а торговое судно! — робко пытался возразить крепыш невысокого роста, капитан ладьи. — Иранистанский корабль больше нашего, не говоря уже об экипаже. Ведь их там раз в пять больше нашего.
— Да плевать мне на твои расчеты, капитан! С моими орлами даже прогнившая лодка становится военным кораблем. Так что поворачивай-ка ты против ветра, чтобы детишкам твоим не пришлось горько оплакивать своего папашу, клянусь Кромом!
Несколько испугавшись столь яростного напора со стороны могучего киммерийца, капитан отдал приказ, опытный экипаж быстро развернул ладью и направил ее по новому курсу. Было безумием нападать на корабль, который был и больше, и мощнее, но моряки предпочитали погибнуть в честном морском сражении, чем испытать на себе бешеный нрав знаменитого Конана из Киммерии.
— Может, все же лучше подождать, пока подойдет вторая ладья, а, Конан? — спросил великан Юма, на котором уже было надето боевое снаряжение. — Всем известно, что в битвах на земле тебе нет равных, но на море…
— Какая разница, где драться — на суше или на воде! И там, и там сталь рассекает одинаково, а кровь везде красная. Да потом, кто тебе сказал, что я никогда не участвовал в морских сражениях. А в трюме этой неповоротливой иранистанской черепахи, может быть, томятся Плам и Пепин! Вот мы ее и выпотрошим!..
Два дня назад славин Плам и кобольд Пепин вышли на море на утлой лодчонке. Они намеревались отправиться к мудрецу из Офира Реасу Богарду. И никто не мог допустить, что именно тогда разразится шторм, не такое уж редкое явление в широтах Вилайета. До этого погода сопутствовала им, и настроение у Конана было приподнятым. Небольшой конвой из трех ладей, на которых плыл Отряд Света и наемники генерала Амальрика уже приближались к столице Туранской империи Аграпуру. Шторм пощадил ладьи, но лодчонка исчезла. Никто не ведал, куда ее могли унести разбушевавшиеся волны… Богард и Амальрик бросили якорь в Аграпуре, а другие две ладьи под предводительством Конана стали бороздить море вдоль и поперек в поисках товарищей. Конан словно рехнулся. Подобно льву он, не зная усталости, не сходил с капитанского мостика, осматривая прибрежную полосу в поисках пропавших товарищей. Капитаном второй ладьи он назначил альба Гелронда, которому полностью доверял, как самому себе.