— Поговорим на расстоянии. По телефону, не видя собеседника, иногда удобнее сказать то, чего в глаза и не вымолвить.
— Вы хотите мне поведать нечто удивительное, Надежда Николаевна? Я весь внимание!
— Я шучу, Владимир Сергеевич. Напало дурашливое настроение.
— Хорошо, будем «шутиться», как говорил один немчик.
— Ха! Ха!.. «шутиться»! Это мне нравится.
— Да, бывают, Надежда Николаевна, экземпляры! Эгот немец мальчуганом приехал из Берлина «делать деньги». Прожил в России тридцать лет, женился на русской, директором банка опочил на лаврах, а убежденно выражался: «звездатое небо», «лунатая ночь», «не волновайтесь»…
— Ха… ха… ха!..
— Самое смешное впереди, Надежда Николаевна… Вы слушаете?
— Говорите, говорите! — отозвалась Дина улыбаясь.
— Я вас люблю… Люблю глубоко, обдуманно, зрело. В первый раз, помните тогда на Волге, мое юное сердце потянулось к вам… И теперь, встретясь с вами, убедился, что я однолюб. Так, с тех пор, ни одна женщина не овладела моей жизнью… Разве это не смешно? Что?… Вы слушаете?
— Да, — едва слышно, вздохом прошелестело в трубке Путина.
— Но смешнее всего то, что через столько лет я нашел вас невестой.
— Владимир Сергеевич, не надо об этом…
— Истерический взрыв смеха, до колик в животе: предстоящая дуэль с вашим женихом.
— Ее не должно быть, — почти выкрикнула Дина и Путину послышались как бы сдержанные слезы.
— Бога ради!.. Простите, Надежда Николаевна… Я, кажется, «перешутился»!
— Вы понимаете… Я не могу допустить этой бессмысленной дуэли!…
— Увы, она не в вашей власти.
— Не хочу! Не хочу… — рыдала в телефон Дина.
— Боже мой! Я вас расстроил! Успокойтесь, Надежда Николаевна!.. Я встаю на колени, прошу прощения… Улыбайтесь! — молвил Путин, — Ну, какой же выход из положения вы мне подскажете? Приказывайте!
— Не знаю… Ничего не знаю!…
— Извиниться перед ротмистром? Что ж?… Если вы так встревожены за его жизнь… Ради вас, только ради вашего спокойствия, которое для меня дороже собственного самолюби я… как это ни тяжело… Я готов, Надежда Николаевна.
— Вы ничего не понимаете… Господи, какая мука!..
— Хочу понять. Скажите только… Надежда Николаевна…
Затрещал отбой и Путин так и остался с неразрешенным вопросом, полон недоумений и догадок.
12
Совесть, честность, честь — все эти прописные истины морали легко даются человеку, когда он сыт, в той или иной форме обеспечен и спокоен за завтрашний день. Разумеется, это не заслуга, а лишь долг каждого. Но проявить твердость принципов, не свихнуться со стези добродетели в дни лишений и горя, когда вчерашний богач сегодня становится нищим, баловень жизни бездомником в лохмотьях — уже подвиг. Сколько таких подвижников создала в своем безудержном размахе русская революция! Обливаясь кровавым потом, в непосильном, непривычном труде они являют миру всю красоту, всю силу своего духа!
Рейнталь был далек от такого подвижничества, предпочтя легкий хотя и рискованный, но хорошо оплачиваемый труд. С прошлым порвал начисто, перекроил свое мировоззрение так радикально и круто, что оглядываясь назад, почти сомневался, было ли то на самом деле, не сон ли?! Аристократический полк, изысканное общество, презрительное отношение ко всему, что на полвершка стоит ниже его на ступенях иерархической лестницы. Рассеянная, беспечная жизнь гвардейского кавалериста среди удовольствий до пресыщения. На склоне лет заранее определенная, блестящая карьера придворного сановника, губернатора.
В первые дни революции, когда еще можно было многое спасти из этого прошлого и влить бушующую лавину в покойное, приемлемое здравым смыслом, русло, — что сделал он во имя спасения того, чему поклонялся? Он первым в полку нацепил красный бант и, как только явилась возможность, смылся с фронта. И пошел служить и нашим, и вашим, и мордве, и чувашам, поочередно присягая новым повелителям. Его видели и в Петрограде, в Таврическом дворце, и в ставке Керенского. Утвердились большевики — Рейнталь приспособился к ним. Потом встретили его у Деникина, в Крыму у Врангеля. Всюду казался он преданным, неизбывной энергии полезным дельцом. С крушением белого движения, эмигрировал за границу. В одной из европейских столиц прочно уцепился за политическую организацию. Его имя связывали с контр-развед-кой. Многие стали сторониться Рейнталя. Он на все махнул рукой, неуклонно идя к одной цели: составить состояние, уплыть за океан, в Америку или в Австралию, и там начать новую жизнь, поставя крест на все прошлое.
Встретясь с Диной в приморском городе, куда он приехал по своим таинственным делам, Рейнталь увлекся еще очень моложавой красавицей и решил строить эту новую жизнь вдвоем с нею. Здесь он готовил свой заключительный удар.
Передряги последних дней, напряженность ожидания совершенно измотали его нервы. Он проводил бессонные ночи за книгой, забываясь под утро тяжелым сном. Вставал поздно, с головной болью, злой, раздражительный.
Но сегодня, рано утром, его разбудил министерский чиновник. Он прибежал возбужденный, трусливо дрожавший, точно за ним гнались по пятам стражи правосудия.
— Вот, готово… — шептал он в страхе, как бы кто его не подслушал, — Ради всего святого, уезжайте скорее, сегодня же!
Чиновник сунул Рейнталю копию документа, снятую им в ночное дежурство, получил условленную сумму и торопливо ушел, озираясь по сторонам.
Но посещение его не укрылось от бдительного ока Игрека.
Рейнталь достиг наконец своей цели, осталось только передать по назначению документы и кругленький капитал у него в кармане. В отличном настроении, давно не испытанного жизнерадостного подъема, он распорол подкладку жилета, вынул мешочек с бумагами, пересмотрел их в последний раз, сложил вместе с только что полученным драгоценным документом и снова зашил мешочек в подкладку жилета. Приготовил чемодан с необходимыми вещами и заказал по телефону каюту на отходящий в шесть часов пароход, на Гамбург.
В половине десятого, до обыкновению, явилась жена портье прибрать квартиру и напоить чаем жильца, хорошо платившего за ее услуги.
— Милейшая, сегодня я уезжаю, — сказал ей Рейн-таль и, видя неподдельное огорчение услужливой женщины, добавил:
— Всего на несколько дней. Квартиру оставляю за собой. Вот, за месяц вперед, а это лично вам, — пояснил он, давая деньги. — При этом прошу об одном: если в мое отсутствие кто-нибудь спросит меня, скажите, что я здесь и никуда не уезжал. Поняли?
Добродушная женщина рассыпалась в благодарностях, уверяя, что все будет исполнено, как желает господин.
Нетерпение овладело Рейнталем. Хотелось сократить часы ожидания. Скорей бы сесть в свою каюту, тронуться в путь, приближаясь к тому мгновению, когда солидная пачка крепкой валюты, ради которой он так упорно работал эти годы, будет принадлежать ему.
В первом часу Рейнталь вышел из дома. Позавтракал в дешевеньком ресторане, рассчитано выбрав такой, где никто его не знает. Долго сидел за кофе, стараясь убить время, перечитал газеты. Из уличной будки-автомата позвонил Дине в контору, предупредив, что будет у нее около пяти часов. Бесцельно пофланировал по большому бульвару, предаваясь благодушным размышлениям о суете мирской. Вспомнил о Путине и сейчас ссора их приняла в его глазах совсем иную окраску. Пожалуй, Дина права, ничего рокового, неизбежного в этой ссоре нет. И грядущая дуэль — вздор, глупость, легко устранимая, без взаимных унижений. Дина все это наладит, сумеет найти точку примирения. Безумно рисковать жизнью, когда впереди ему все так улыбается!
Рейнталь купил конфект, в цветочном магазине выбрал несколько роз и направился к Дине. Она давно не видела своего жениха в таком радостно возбужденном состоянии.
— Вы собрались уезжать, Виктор? — спросила Дина, заметив чемодан и мягкую дорожную кэпку.
— Ha несколько дней. Не успеют завянуть эти розы, как я снова буду у ваших ног.
— Дела ваши здесь закончены?
— Да. Сегодня я получил, наконец, самое главное. Все, что мне было нужно, я имею и еду сдать по назначению. Вернусь, если не богатым, то во всяком случае с весьма приличным капиталом. Мы обвенчаемся и уедем отсюда далеко, далеко.