Итак, Анхелика, «старший научный сотрудник», труженица рта, задницы и других интересных частей тела, находящаяся в «общественной» собственности коллектива, стояла перед ним и отчаянно щебетала. На тот момент он ещё ни разу не зажигал с нею, хотя все друзья настоятельно советовали попробовать. Было в этом что-то… недостойное! Недостойное его, потому он всегда отказывался. Пользоваться девкой, которой уже воспользовались все-все коллеги?
Но, с другой стороны, она была честна. «Я вот такая, какая есть!» И никогда не брала за свои «вознаграждения» деньги. А это лучше, чем жечь со стервой, дававшей кому-то в прошлом по контракту (или без), но тебе при этом втирающей, какая она замечательная овечка и вообще святая невинность. На этой планете почти все девки по молодости грешат контрактами, и большинство потом отчаянно пытаются скрыть это от спутников последующей, обдуманной взрослой жизни. Поэтому он решился, тем более что внешне девушка ему нравилась.
Как раз настал апофеоз: они выясняли, в какое заведение лучше пойти, отдохнуть и поесть, и чтобы номера были недалеко, и всё это недорого (с его зарплатой деньги в этом вопросе играли не последнюю роль), когда дверь в лабораторию неожиданно распахнулась и в проёме появилось озадаченное лицо начальника отдела.
– Красуцкий? Зайди к Главному. Срочно!
Сказав это, начальник быстро исчез. На душе заскребли кошки.
Первое – шеф проигнорировал, что он не работает. Клеить Анхелику не возбранялось, но не в рабочее время. Это, конечно, несмертельно, за такое не выгонят, но покричать, ткнуть носом в нарушение шеф был обязан.
Второе – скорость его «убегания». Отсутствующий взгляд и излишняя нервозность в голосе. Что-то случилось. На самом верху. И он в этом косвенно участвует, иначе бы его не дергали.
Что и как? Версий и предположений не было.
– Я скоро, – стрельнул он глазами на прощание девушке и с тяжёлым сердцем побрёл к лифтам. На вечер они так конкретно и не договорились, оставалась возможность, что Анхелику перехватят, но это не так тревожило, как первопричина плохого настроения начальника.
Сам, белее мела, сидел один, в приёмной, в кресле для посетителей. Выглядел растерянно, руки мерзко подрагивали – от имиджа царя и бога, коим здесь считался, не осталось и следа.
– А, Красуцкий. Проходи… – вяло кивнул он в сторону своего кабинета.
В огромном кабинете Главного, спиной к гигантской панели, имитирующей не существующий в подземелье института вид из окна небоскрёба, за большим длинным директорским столом… сидела молодая женщина, читающая что-то с ручного виртуального планшета. Слишком молодая, чтобы производить грозное впечатление на таких важных и серьёзных людей, как их директор. Но, кроме неё, внутри не было никого.
– Сеньор Красуцкий? – не глядя, спросила она.
– Так точно! – ответил он по-военному. Несмотря на молодость, было в её голосе нечто сродни тону его армейских командиров, и память услужливо, на рефлексе, привычно выдала ответ.
Непростая девочка!
– Присаживайтесь, – отстранённо кивнула она на мягкие стулья перед собой, так и не оторвав от планшета взгляда.
Ему не оставалось ничего иного, кроме как последовать приглашению. В голове один за другим неслись вопросы относительно её персоны. Ответа не имелось.
Начать с внешности. Молодая, лет двадцати трёх – двадцати пяти. Волосы длинные, тёмно-русые, волнистые. Лоб высокий, губы тонкие. Черты лица несколько аристократичные, но вот манера держаться выдавала в ней девушку «из низов» – подлинно аристократичные манеры, прививаемые с детства, не приобрести и ни с чем не спутать. Кожа относительно светлая – не чистокровная латинос, помесь с кем-то из европеоидов. То есть к аристократии она точно отношения не имеет.
Но директор оставил собственный кабинет, ютясь в приемной, для того, чтобы эта фифа могла поговорить с его подчинёнными. Какой же пост должна занимать девка-полукровка в двадцать пять лет, чтобы выгонять из кабинетов директоров важных военных НИИ? И, пользуясь чем, если не родственными связями, этот пост можно занять?
Любовник? Сразу нет. Да, она красивая, но одной постелью так не взлететь. Потолок подобных карьерных индивидок – Анхелика. В серьёзных конторах к кадрам не относятся настолько наплевательски, а что она из серьёзной конторы – сомнений не возникало ни минуты.
Дальше, коммуникативность. Если обычно, наблюдая за невербальными проявлениями людей, он щёлкал их как орешки, то сейчас видел человека, полностью закрытого «броней». Ни форма бровей, ни прищур глаз, ни форма губ не свидетельствовали об эмоциях и внутреннем состоянии ровным счётом ничего. Это было странно, и объяснение складывалось только одно – эта особа прошла специальную подготовку, профессиональную, именно с целью, чтобы любители, вроде него, не смогли её прочитать.
Следовательно, «серьёзная контора» – это однозначно спецслужба.
Плохо.
…Но и это не объясняет, как столь молодая особа могла взлететь на ТАКОЙ верх.
– Войцех Красуцкий? Правильно? – Сидящая за столом наконец подняла глаза. Голос ровный, интонация холодная – профессиональный тон работников спецслужб. Но больше всего поразил взгляд: колючий, ледяной, она прожигала им насквозь, вытаскивая наружу все нехорошие помыслы. Даже те, которых нет. А ещё в нем читалась неприкрытая угроза: «Только дернись, Войцех, только скажи полслова неправды! И тебе конец!..» Убийца. Взгляд холодного и жестокого убийцы, видящего, где и когда его могут наколоть. Мужчине стало не по себе.
Он не боялся спецслужб. Сталкивался, его проверяли при устройстве в институт. Но за ним и его семьёй не водилось ничего противозаконного, в работе он почти не касался секретных разработок и не был интересен иностранным «конторам». Паниковать из-за теперешней беседы не стоило, а взгляд этот – всего лишь профессиональный приём, стандартный, используемый в разговорах с любым «клиентом» службы…
…Но отчего-то душа всё равно уходила в пятки.
– Сирена Морган, императорская гвардия note 5 , очень приятно, – с намёком на кивок произнесла она.
– Мне тоже, – кивнул в ответ Войцех, пытаясь взять себя в руки. Не получалось. Потому следующая фраза вырвалась помимо его воли, как часть бравады, за которую прячется человек, когда ему страшно. – Гринго?
– Гринго? Хмм… – На лице собеседницы промелькнуло удивление. Затем глаза её опасно сузились. – Кто бы говорил, дон Войцех, кто бы говорил!..
Её тон не предвещал ничего хорошего, но, несмотря на показную грозность, мужчина разглядел за ним всего лишь удивление. Кажется, он эту особу заинтересовал.
– Вы не похожи на латинос, и ваша фамилия… – начал он оправдываться, но его перебили:
– Её величеству всё равно, какой национальности люди, которые верно ей служат. И она, кстати, ничего не имеет против поляков, несмотря на то что те считают иначе.
Сказано было резко, с намёком. Камень в его огород, и он понял, что конкретно она имела в виду.
Скорее всего, это его досье сия молодая сеньора листала только что. А в его биографии достаточно историй, которые, если копнуть глубже, дадут плачевные для его карьеры результаты. И, судя по всему, кто-то их уже копнул.
– Ваш национализм – проблема сугубо вашего внутреннего менталитета и в государственной политике большой роли не играет.
– Я не сторонник польского национализма… – Войцех запел старую стандартную песню, но вновь был грубо прерван:
– Странно, у меня другие данные!