А рано утром они уже поднимались на веранду колхозного правления. Узнав, что председатель у себя, они прошли в его кабинет.
— Что так рано? — спокойно спросил вошедших Вели Дурдыев.
— Вот заявления принесли, чтобы ты на канал нам разрешил поехать, — по праву старшинства заговорил Клычли Аширов.
— На канал, говорите? Хорошо, — произнес башлык[4]. И снова внимательно посмотрел на ранних посетителей. По характеру он был человеком сдержанным, не злобным. Никогда ни на кого не кричал и даже не повысил голоса.
Башлык — председатель.
И внешностью своей председатель довольно резко отличался от других. Он весь был густого, темно-шоколадного цвета, почти черный. Вероятно, поэтому-то так резке и выделялись на нем ослепительно белая сорочка, белые зубы и желтоватые белки глаз.
— Уйдете вы, другие уйдут, а кто же будет пахать, сеять растить урожаи, бороться за честь родного колхоза? — мягко спросил башлык.
— Мы и будем бороться! — ответил Клычли.
— Каким образом?
— Канал строить будем. Как же нашему колхозу без воды? Да и всей республике?
Сделав паузу, председатель спросил:
— А я все-таки не пойму, зачем вы собрались уходить? На канале что… лучше, чем в колхозе?
— Мы лучшего не ищем, Вели-ага, — скромно ответил Клычли Аширов. — Мы не с корыстной целью…
— Тогда и смысла нет уходить. И здесь заработки хорошие.
Клычли задумался. Он даже голову склонил на бок, словно прислушивался к какому-то тайному голосу, который подсказывал ему слова, какими можно было бы объяснить председателю истинную цель отъезда на канал.
— Как бы тебе сказать, Вели-ага, чтобы ты понял нас, — медленно подбирая слова, начал Клычли. — Ты знаешь, что есть рыба, которая любит тихую заводь, прекрасно в ней живет и никуда из нее не рвется. Но есть другая рыба. Она любит быстрину. Такая рыба для тихой заводи не годится. Она погибает в ней.
— Значит, на быстрину захотели? — принимая лукавый вид, спросил Дурдыев. — А если и я захочу?
— Твоя быстрина здесь, Вели-ага, в колхозе, — весело, в тон председателю ответил Клычли.
— А твоя? Я еще как-то могу понять Байрамгельды: он молод, жизнь для него, как говорится, впереди. Ну, а ты? Немолодой ведь! До сорока, наверно, уже немного осталось. Работал бы себе потихоньку в колхозе и был бы счастлив. Нет! И ты туда же, за молодым… Байрамгельды, а ну-ка, давай твое заявление…
Наложив на нем соответствующую резолюцию, Вели-ага вернул заявление и, обращаясь к Аширову, сказал:
— А ты, Клычли, малость погоди. Всех отпустить сразу не могу. Будьте здоровы!
Друзья вышли из кабинета и им стало не по себе от этой встречи с башлыком, поломавшим им план а совместном отъезде на стройку. Настроение у обоих было невеселое.
Перед отъездом Байрамгельды пригласил Клычли на прощальный ужин.
К этому вечеру Огульмайса готовилась целый день пекла, варила, жарила…
Вечером, как только стемнело, пришел Клычли.
Так плотно и с таким аппетитом, как сегодня, на проводах Байрамгельды, он, пожалуй, не ел уже давно. От съеденной пищи и выпитого чая ему трудно стало дышать, неудобно сидеть. Он уже и ложился на спину, на бок, на живот — и все не мог устроиться как следует. Заметив страдания гостя, Байрамгельды подбросил ему пару подушек. Положив подушки друг на друга, Клычли обхватил их руками и навалился грудью. Теперь он чувствовал себя, как говорится, наверху блаженства и был бы не против пофилософствовать о чем-нибудь важном, глубокомысленном. Он счел, что самой подходящей для данного момента будет тема разлуки и начал быстро ее развивать с таким расчетом, чтобы своими рассуждениями хоть немного подсластить горький привкус расставания своего друга о молодой женой.
— Есть, Байрам, такие понятия, в которых заключено непримиримое противоречие, — начал Клычли и посмотрел на друга сквозь узкие щелки своих полуприкрытых глаз. — Возьмем, к примеру, такое понятие, как разлука. Хорошо это или плохо? Многие страшатся ее, как огня, и считают чуть ли не самым ужасным бедствием. — Клычли мельком глянул на Огульмайсу, сидевшую рядом с мужем. — Да, считают разлуку чуть ли не самым страшным бедствием, — повторил свою мысль Клычли и в глазах его появилось дружеское благодушие. — Но есть люди, для которых разлука — это благо. И счастливы они, когда настает для них такая пора. Возможно, тут правы и те и другие — судить об этом я не берусь, потому что жизнь — это сложная штука.
Но представьте себе такую вещь: вдруг на земле не стало бы ветра. Какой тяжелой была бы атмосфере, как тяжело было бы дышать и жить. Человек задохнулся бы, наверно, от грязного воздуха, от разных вредных испарений. А ведь разлука, по-моему, это тоже ветер, который хорошо очищает атмосферу человеческих отношений, делает их теплее, радостней, крепче. К сожалению, люди, долго живущие под одной крышей, со временем надоедают друг другу. Начинаются ссоры, скандалы, и смотришь — дело чуть до развода не доходит. И даже не верится, что такое происходит между людьми, когда-то горячо любившими друг друга. А происходит… — Клычли сделал небольшую паузу. Единым духом выпил пиалу остывшего чая и заговорил снова: — Подошла пора и вашей разлуки. Надолго ли? Не знаю. Может, на месяц, а, может, меньше. Но вы не огорчайтесь. Помните: после каждой разлуки обязательно будет встреча. И я представляю, какая это будет радость, какой праздник для вас обоих, для семьи. И так — после каждой разлуки. За всю жизнь — ни одной ссоры, ни одного косого взгляда, грубого слова, окрика. Только — радость. Только — счастье встреч. Вот это жизнь! Позавидовать можно!..