– То есть он мертв.
Она первая произнесла это слово.
– Мы еще ничего не знаем. Возможно…
– Он мертв, – оборвала королева Доннерсмарка. – И ты не хуже меня знаешь, кто его убил. Она завидовала мне, потому что не могла родить сама, но не решалась причинить ему зло, пока Кмен не уехал.
Амалия зажала ладонью совершенной формы рот и повернулась. Фиалковые глаза наполнились слезами.
– Приведи ее ко мне, – приказала она, вставая. – В тронный зал.
Горничные посмотрели на Доннерсмарка со смешанным выражением ужаса и сочувствия. Кухарки говорили, что Темная Фея варит змей, чтобы передать своему лицу блеск их кожи. Дворцовые слуги шептались, что человек падает замертво, стоит ей невзначай коснуться его подолом. Кучера божились, что не жилец тот, на кого пала ее тень. А садовники, в чьих угодьях Фея гуляла каждую ночь, прочили скорую смерть наступившему на ее след.
Тем не менее до сих пор все оставались живы.
Зачем же Фее понадобилось убивать ребенка, родившегося только благодаря ее колдовству?
– У вашего супруга много врагов. Может быть…
– Приведи ее, – повторила королева. – Она отняла у меня сына.
Гнев лишил Амалию разума. С ее матерью такого не случалось.
Доннерсмарк молча склонил голову и развернулся. «Приведи» – легко сказать. С тем же успехом королева могла велеть ему достать луну. Конечно, можно было собрать всю дворцовую стражу, но разве не явилось бы это лишним подтверждением бессилия королевской власти перед ее чарами?
Два солдата, которые привели к нему няньку, побледнели, услышав приказ.
Няньку заперли в ее каморке, однако страшная новость уже разнеслась по дворцу. На лицах всех, кого Доннерсмарк встречал в коридорах, отражался не только ужас, но и плохо скрываемое облегчение. Потому что принц Лунного Камня, хоть и имел лицо ангела, был существом странным: не то гоил, не то человек.
Был? Ты уже говоришь о нем в прошедшем времени, Лео Доннерсмарк?
Но он видел колыбель.
С тех пор как Амалия во всеуслышание объявила о своей беременности, Темная Фея жила в павильоне, который велел построить для нее Кмен в замковом саду, якобы по ее просьбе.
Он приставил своих гвардейцев охранять ее. Никто так и не понял от кого: от томимых страстью мужчин, попадавших под ее чары, стоило Фее мельком взглянуть на них из окна кареты; от приспешников ли свергнутой императрицы, исписавших стены городских домов призывами вроде «Смерть гоилам!» или «Долой Фею!»; или от анархистов, выдвигавших свой лозунг: «Смерть всем господам!»
«Чепуха! – гласили листовки, которые горожане подбирали утром на скамейках в парке и железнодорожных платформах. – Каменный король печется не о Фее! Он защищает от нее своих подданных». Никто не сомневался, в конце концов, что при помощи магии любовница Кмена сможет без труда защитить королевство от объединившихся армий Лотарингии и Альбиона.
Приведи ее.
Лишь только в зелени проглянул стеклянный фронтон павильона, в душе Доннерсмарка затеплилась последняя надежда: а вдруг Фея уехала. Она имела обыкновение время от времени покидать замок, иногда на несколько дней. Конюхи шептались, что лошади, везущие ее карету, – заколдованные жабы, а кучер – паук в человеческом обличье.
Надежды Доннерсмарка рухнули: она была дома. Если, конечно, действительно считала это место домом.
Гвардейцы Кмена пропустили Доннерсмарка без лишних слов. Два гоила: яшмовый и лунного камня. В отличие от Амалии Фея не требовала, чтобы ее охрана имела такую же кожу, как Кмен. Но сопровождающим королевского посланника солдатам преградили путь. Доннерсмарк не протестовал: если Фея вознамерится его убить, ни один человек на свете не сможет этому воспрепятствовать. До сих пор он видел ее только издали, одну или в сопровождении короля. На балах, дворцовых приемах, в последний раз – на празднике в честь рождения принца. Фея ничего не преподнесла младенцу: ее подарком была кожа, сохранившая принцу жизнь.
Она предстала перед ним одна, без слуг и горничных. От ее красоты у Доннерсмарка перехватило дыхание, как от внезапной боли. Полная противоположность детской миловидности Амалии. Неудивительно, ведь Фея никогда не была ребенком.
Стеклянная крыша павильона переливалась всеми цветами радуги. Так пожелала Фея, чтобы деревцам, которые она велела насадить между мраморными плитами пола, хватало солнца. Саженцам всего несколько недель, но они уже царапали прозрачный потолок, а покрытые цветами ветви заслоняли стены. И все вокруг нее росло и плодоносило, словно она была сама Жизнь. И ее платье казалось сшитым из листьев.