Выбрать главу

Лётчик кивнул, отдал командиру одигоний и направился к военно-полевым баулам.

А Виктор аккуратно пристроил навигационный комплект в свою офицерскую сумку, да как вдруг неожиданно схватит актёра за лацканы пиджака, да как резко подтянет его к себе, да как завращает страшно выпученными глазами, да как заорёт, грозно брызгая в перекошенное от страха лицо ядовитой слюной:

— Когда и где вы родились?! Быстро!!

— Ноль третьего третьего пятьдесят третьего в Саратове, — вскрикнул актёр испугано, словно боец первого года службы на первом в своей жизни инспекторском опросе.

— Ваша фамилия?! — продолжал в свой черёд орать дурным голосом сержанта американской армии Виктор.

— Косулин-Голенищев, — ответил актёр и отвёл глаза свои бесстыжие в сторону.

— В глаза смотреть! Я настоящую фамилию у вас спрашиваю! — не унимался Виктор, озверевший на пустом вроде месте. — Ну, быстро, — ваша в миру фамилия! Быстро, говорю.

— Козюлины мы, — еле слышно, дрожащим голосом, выдавил из себя актёр.

— Громче!!

— Козюлин, — уже гораздо громче произнёс актёр.

— В какой партии состоите?!

— В партии?

— Да, в партии!!

— А-а, в партии…в этом смысле… Был приписан по разнарядке к сочувствующим «едру», пока… Пока… Ну вы сами знаете.

— Знаю, — подтвердил Виктор, что ему действительно известно об общеизвестном, и уже спокойным своим голосом спросил: — Так на кого работаете, Козюлин?

— В театре служу, — всхлипнув, доверительно признался актёр.

— Успел её вчера трахнуть?

— Нет… Кого?

— Ладно, Козюлин, не хнычьте, — Виктор разгладил лацканы его пиджачка и стряхнул пыль с правого его плеча. — Это я так орал, для порядку… Подумал, а вдруг вы шпиён, — решил проверить.

— Я не шпион, — замотал головой артист.

— Вижу, Козюлин, что вы не шпион. На шпиона вы никак не тянет… Ладно. Дюк, фу! Отпусти его, — скомандовал Виктор псу и уже заботливо, выдавая «слуга царю, отец солдатам», направил он артиста к Испанскому Лётчику: — Идите, Король, вон туда, наденьте тёплый «вшивник». Там славный, я вам доложу, хандыхок, — в смысле, — сэконд-хэнд — имеется. Целый куль. Рекомендую. Что-нибудь да подберёте. Тем более, что вам по профессии это дело привычное — в чужом барахле ходить… И в чужой шкуре. Да?

И актёр, кивнув, послушно потопал туда, куда его направили. А сам Виктор вернулся к делам текущим и уже у подбегающего Японского Городового спросил с нетерпением:

— Ну, что там?

— Всё нормально, командир, — успокоил ему Городовой, — всего один гражданский, немного в шоке, но цел-невредим.

— А машина как?

— Машина в порядке. Левое переднее пробито, но есть запаска.

— Хорошо, — кивнул удовлетворённый Виктор и, за секунду всё взвесив, приказал: — Тащи гражданского. Говорить с ним буду.

И Городовой вскоре вывел из темноты немолодого бурята, по самые гланды ошарашенного неожиданным вооруженным нападением.

— Сайн байна! — поприветствовал Виктор человека, пытаясь благожелательной интонацией хоть немного его успокоить. Получилось не очень.

— Не убивайте, — попросил бурят лихих ребят. — Забирайте всё, машину забирайте, только, однако, не убивайте.

— Да никто… — начал было Виктор объяснять буряту, что никто не собирается убивать его, да только тот не унимался.

— Только не убивайте, — ещё раз попросил бурят и принялся зачем-то объяснять причину такой своей вполне естественной просьбы: — Детей много, однако. Шесть-семь и ещё. Меня убьёте, кого есть будут?

— Успокойся, друг, никто тебя убивать не собирается, — попытался втолковать ему Виктор. — Мы свои, друг. Понимаешь? Свои.

— Свои? — недоверчиво переспросил бурят.

— Свои, — ещё раз подтвердил Виктор и поинтересовался: — Скажи, друг, если не секрет, ты это куда направляешься в такую рань?

— В город, однако, — пожав плечами, мол куда ж ещё, ответил абориген и вдруг затараторил: — Мясо на рынок везу. Корову забил, однако. Засуха была. Пять коров — куда? Корма совсем плохо собрал. Зима придёт, что давать буду? Всех не уберечь. Не перезимуют, однако. А перезимуют, всё одно Шоно заберёт. А так продам, — денег мало-мало выручу. И дочке старшей за институт, однако… Только не убивайте.

— Не убийцы мы. Слушай, друг, скажи, а до Буряндая отсюда, сколько будет? — притормозил его практическим вопросом Виктор.

— Однако, по тракту до сворота километров сорок-пятьдесят будет всяко-разно, и там ещё туда-сюда двадцать, — прикинул бурят.

Выходит, погрешность приличная у старого одигония на поверку. Проржавели, видно, старые механизмы. Виктор призадумался. Не надолго. Быстро принял очевидное решение и спросил у славного потомка Гэсэра:

— Ты, друг, за мясо сколько выручить-то в городе рассчитывал?

— Ну, туда-сюда, тысячи полторы, однако, — определился бурят.

— Минус бензин, минус аренда места, минус мзда санэпидемстанции за справку, минус ещё чего-нибудь непредвиденное, — не густо выходит, прикинул Виктор. — А тачка твоя сколько стоит?

— Машина? Ну так… Не считал. Однако, всяко-разно тысяч девяносто пять-то выйдет. Мотор по весне почти новый маненько поставил. От «тойоты».

— Но резина лысая, — наперёд стал было цену сбивать Виктор, но передумал — не на базаре ведь — и сделал буряту предложение: — Слушай, дружище, а продай ты мне свою тачку и мясо в придачу.

— Продать? — удивился такому крутому развороту своей судьбы бурят.

— Да, — подтвердил своё намерение Виктор. — Ценой не обижу. Четыре тысячи бакинских… долларов в смысле — это за всё. И плюс ещё штука — за моральный ущерб. Итого — пять. Нормальные бабки. А? Как оно тебе? Согласен?

Мужик стал энергично чесать затылок, шевелить губами и закатывать во внутрь черепа глаза. Судя по всему, — пошла у него в голове напряжённая умственная работа.

Наконец подсчитал-прикинул. И — кивнул головой. И — махнул рукой:

— Согласен.

— Ну вот и чудно, брат, так тому и быть, — искренне обрадовался Виктор тому, что мирно сумел договориться, что не пришлось применять тупую экспроприацию с использованием фронтовой авиации и тяжёлой артиллерии.

И подумал, вот ведь есть же ещё на свете белом приятные в общение, всегда готовые пойти навстречу люди. Бурята.

— Однако, как с документами быть? — вдруг заволновался отзывчивый человек. — Оформление всяко-разно.

— Заявишь, что украли, — посоветовал ему Виктор простой как дверь выход.

— Однако, искать будут.

— Пусть ищут. Найдут, — вернут. Хуже тебе и детям твоим от этого ведь не станет? Так?

— Так, однако, — согласился бурят.

На том и сошлись окончательно.

И Виктор тут же ему всю обговорённую сумму и отслюнявил. Вручил. Мужик трижды деньги пересчитал — оно и верно, денежки они счёт-то любят, засунул их куда-то глубоко — оно и верно, подальше положишь, поближе возьмёшь, и обалдевший от неожиданного прибытка побрёл куда-то прямо в чисто поле. Приминая лаптями звенящий от октябрьских ночных минусов забайкальский ковыль.

Виктор его, конечно, окликнул, подвезти предложил, но тот только головой отрицательно замотал и очень скоро исчез в темноте.

— Ещё замёрзнет чего доброго, — подумал Виктор вслух.

— Не замёрзнет, командир, он здесь дома, — успокоил его Японский Городовой.

— Дома, — согласился с разумным доводом шестьдесят девятого Виктор, — да и приподнялся мужик… На радостях дойдёт. Дойдёт-дойдёт, куда денется.

Успокоился, переключил канал, и тут же своему японскому китайцу приказал:

— Зови Лётчика, ставьте запаску, — будем грузиться на эту развалюху. По мне, лучше плохо ехать, чем хорошо пешкодралить.

— Это точно, командир, — согласился с ним Городовой и рванул с места. По-молодецки. На кривых своих, генетически под вспученные от сырых трав пузяки степных лошадей заточенных, ногах.