— Сбегу.
— Куда? На хрен?
— На небо.
— Хрен там.
— Говорю, сбегу. Тут гвоздь из стены торчит. Сейчас вены вздёрну. К утру истеку. Шоно тебе задницу на свастику порвёт. За меня за дохлого ему лавэ не светит.
— Какого хрена! Ни хрена себе! Ну-ка не гони. Я за Мякишем метнусь. У него ключи.
И затихло. Минут на пятнадцать. Похоже было, что Мякиш спал неподъёмным богатырским сном.
Но приползли, матерясь. Куда деваться? Работа такая.
Зазвенели ключи. Защёлкали замки. Один. Второй. Второй не пошёл. Третий. Снова второй. И последний. Металлические пояса посыпались на землю. Оковы пали. Тяжёлая дверь заскрипела…
Первым, на свою беду, в амбар вошёл тупорылый стражник. Начал шарить фонарём. Хотел чего-то спросить. Но не успел. Аки зверь кинулся на него Дюк. Сбил на землю. Вцепился в горло. И выдрал кадык.
Хорошо, когда есть у тебя кто-то, кто может за тебя любому горло перегрызть.
Мякиш, хотя внутрь и не вошёл, но ему тоже сладко не пришлось. Пострадал от крыла стрекозы, — разрубила его Йоо самурайским своим мечом на две половины. Свистнуло пронзительно из темноты сверху вниз, сверкнуло всполохом зари слева направо, — и развалился Мякиш сикось-накось. На две неравных половины. Да, неравных… Получается тогда, по логике, что не две половины, а на две части. Одной достались голова и правая рука. Другой левая рука без головы. Но зато с ногами. Которые несколько раз ещё дёрнулись в судороге. Поелозили по траве голенищами до пошлого генеральского блеска начищенных юфтевых сапог. И замерли. Жуткое зрелище. Особенно в шикарном свете, — как всегда в предгорье жирной, да к тому же сегодня ещё и полной, луны.
Виктор с трудом перепрыгнул образующуюся между Мякишами томатную лужу и на всё ещё не разогревшихся ногах рванул ортопедическим скачками вслед за Йоо, поближе к подзаборной тени. Где вскоре их и нашёл сноровистый Ли.
— Командир, может спалим тут всё, — сразу предложил китаец. — Вышьем журавля огненной нитью на белом сукне хаори?
— Предать всё очищенью? — задумался Виктор, но, обведя взглядом освещённую луной усадьбу, покачал отрицательно головой: — Нет, здесь могут быть женщины и дети. Они причём? Мы Воины, а не каратели. Решим всё по-другому. Где остальные?
— Мурка базу охраняет, — стала докладывать Йоо, — Артист… Сам понимаешь. Его брать не стали. А Лётчика штормит.
— Что с ним? — насторожился Виктор.
— Местные черемшой угостили, — пояснила Йоо, — трава такая вонючая…
— Знаю, — кивнул Виктор. — Ешь с людями, спишь со свинями.
— Ага, — согласилась Йоо. — Бабка одна принесла. Ну он и дорвался на халяву. Как Мартын до мыла. Печень, видать, и сработала. С вечера полощется. Жёлтым как Ли на лицо стал. Местным нарзаном сейчас отпивается, бедолага.
— Ясно, — всё про это понял Виктор. — Меня-то как нашли?
— Дюк нашёл, — пояснила Йоо. — Он нас по твоему следу до дома старика довёл. Ли с дедом поговорил по-свойски, тот и признался, куда тебя направил. Всё просто.
— Просто, — согласился Виктор.
— Что делать будем командир? — спросил рвущийся в бой Ли.
— Ли, «Что делать?» — это вопрос, который не терпит суеты, в России он проходит по разряду вечных, — проинформировал японца Виктор, — поэтому торопиться не будем. Для начала отсюда смоемся. По-тихому.
— А как же все эти? — кивнула Йоо в сторону строений.
— Они нас сами найдут, — успокоил её Виктор. — А нам пока нужно в кучу собраться. Уходим.
— Дюк, апорт! — приказала Йоо.
И отважный пёс первым перескочил через забор.
14
Занималась кровавая заря.
Чем она занималась, было не совсем ясно. Но зато летописцу достоверно известно, чем занимался в тот порассветный час командир сводного отряда Армии Света В. О. Пелевин.
Проведя на скорую руку рекогносцировку, готовил он своё войско к предстоящему боестолкновению.
Просёлочная грунтовка от усадьбы Шоно до Буряндая шла через огромное засраное коровами пастбище, потом эта дорога пересекала подболоченное кочковатое поле, на краю которого в пересечении подножий двух погрязших в облаках вершин пестрел буддийский дацан, ну, а затем мимо этого, явно под туристов отстроенного культового новодела, ныряла в сосновый лес. И по лесу петляя, добиралась уже до самого селения.
Бой бандитам решил Виктор дать на лесном участке дороги. Он не сомневался, что именно по этому маршруту головорезы в деревню рванут в порыве мести. Точно — по этому. Другого пути здесь нет. Хотя… Другой путь, конечно, есть, но не поедут же они кругаля с выездом на «федералку». Нет, не поедут. Не будут они полдня терять. Не тот манёвр это, когда душа горит и кулаки чешутся. Так что всё верно решил.
И расставил людей следующим образом.
Китайцу определил место перед последним лесным поворотом слева. Будешь, сказал ему, полком левой руки. Ли кивнул и сразу себе место нашёл. Возле сонного муравейника. И затаился там в кустах багульника. Виктор, наблюдая за его маскировкой, улыбнулся, вспомнил трактовку советской эмблемы сухопутных войск — звезды в обрамлении венка: «Сижу в кустах и жду Героя».
Оклемавшегося к утру, но всё ещё бледного Испанского Лётчика Виктор поставил после поворота и с правой стороны. Испанец упал плашмя в густую траву. И растворился в ней. Хорошо быть плоским и зелёным.
Мурке с её пулемётом выпала диспозиция на насосной станции. К этой бетонной будке через дорогу верхом подходила труба, по которой кипящая минералка добиралась до ванн местного санатория. Выбранный для засады участок дороги обстреливался с этой небольшой, но всё же высоты прекрасно. Виктор бы сам там залёг, чтобы картину боя видеть в полном объёме, но труба имела свищи и пробоины, из которых струил густой сероводородный дух, выдержать который не всем было под силу. Мурке же, смолящей беспрестанно «Беломором», был этот запашище нипочём. Поэтому вот так.
Сам Виктор залёг на обочине слева от «таблетки», которой перегородили дорогу метрах в пятидесяти от поворота. При себе определил Артиста. Спрятал его за покрытый серым лишайником валун.
А Йоо залегла в канаве напротив, с той стороны щербатого полотна. Вместе с Дюком.
Ждать пришлось не более часа.
Первым услышал звук моторов натурфилософ, то бишь сын природы, плоть её от плоти, китаец Ли. А как услышал, так и передал по рации «два нуля четыре». Мурка подтвердила, что видит, как банда наползает к повороту колонной из трёх «кукурузеров». Виктор приказал не дёргаться, огонь самостоятельно никому не открывать, — ждать приказа.
И отработали, как учил орденоносец Ваха.
Виктор дал отмашку, когда первый внедорожник прошёл поворот, второй был на повороте, а третий только начинал поворачивать. Ли подбил из гранатомёта последнюю машину, Лётчик перевернул первую. Второй уже было не туда не сюда.
Дым, огонь, металлический скрежет.
Дальше уже пошёл расстрел младенцев. Но работы было. Всё-таки из машин выскочила не мало не много, а человек двадцать-двадцать пять. И все с оружием.
Ли, Лётчик и сам Виктор вели прицельный огонь. Аккуратно и хладнокровно.
Живые факелы тушила из пулемёта Мурка. И это было высшей степенью милосердия.
Артист расстреливал воздух. Утренний упругий воздух трещал по швам от этой его пальбы.
Йоо как заведённая швыряла свои легированные сюрикены… Свистящие звёзды падали точно. И кучно. Желание успевали загадать не все.
Несколько уцелевших метнулись в лес.
Пошла азартная игра в казаков-разбойников. Приговор Высшего Суда, Суда, где в присяжные были вызваны все от рук бандитов пострадавшие, а в свидетели — все невинно ими убиенные, нужно было привести в исполнение в отношении всех. Приговор этот был суров. Но справедлив. Суд присудил-отмерил каждому по совокупности совершённых им преступлений. И хотя, конечно, с учётом принципа частичного поглощения наказаний, но всё равно — всех в высшей мере.
И шла охота. Не на волков. А на кого похуже. И чей-то тихий голос сквозь крики и пальбу вкрадчиво объяснял рафинировано ойкающим наблюдателям суть всего происходящего: