Quand on se mеfie, on se trompe; quand on ne se me fie pas, on est trompe[5].
Шарль Даррагон прибыл в Данциг год тому назад. Он был поручиком пехотного полка, и ему шел двадцать шестой год. Это были дни быстрого повышения по службе, когда люди жили таким стремительным темпом, что немногие доживали до старости, значительное число сверстников Шарля стало уже полковниками. Но Шарль был слишком покладистый человек для того, чтобы завидовать кому бы то ни было.
Когда он приехал в Данциг, то никого не знал в этом городе, у него было только несколько приятелей в оккупационной армии. Шесть месяцев спустя у Шарля появились знакомые на каждой улице, и он держался на равной ноге со всеми своими товарищами офицерами.
– Если бы в оккупационной армии было больше таких офицеров, как молодой Даррагон, – угрюмо сказал однажды Раппу один советник, – то данцигцы легко примирились бы с вашим пребыванием здесь.
Казалось, что Шарль обладал даром завоевывать всеобщую симпатию. Он был откровенен, чистосердечен, легко сходился с новоприбывшими, которых в то время было много, быстро понимал их и всегда был готов к развлечениям. В отношении своей особы он был совершенно откровенен и чистосердечен.
– Я просто бедный поручик, – говорил он, – и ничего больше.
Сдержанность не способствует популярности, дружба же не может существовать без нее. Шарлю, казалось, нечего было скрывать, и он был равнодушен к тайнам других. Именно таким людям чаще всего доверяются секреты.
– Но это должно остаться между нами, – не раз говорили ему.
– Друг мой, завтра я все забуду, – неизменно отвечал он, и люди, вспоминая об этом впоследствии, были довольны.
Существовала как будто некоторая дружба между Шарлем Даррагоном и полковником Казимиром, не без покровительственного отношения с одной стороны и легкого чувства подчиненности – с другой. Полковник Казимир представил Шарля Матильде на официальном приеме у генерала Раппa. Шарль, естественно, влюбился в Матильду сразу после получасового разговора. В Матильде было что-то холодное и расчетливое, что удерживало его на известном расстоянии так же верно, как самая строгая дуэнья. И в самом деле, есть девушки, у которых голова – это лучший охранник сердца.
Через несколько дней после того, как Шарль познакомился с Матильдой, он встретил на Лангегассе Дезирэ и влюбился в нее. Затем он целую неделю искал случая рассказать ей, без дальнейшего промедления, о своих чувствах. Случай вскоре представился: однажды утром Шарль увидел, как она быстро направилась к Кубрюке с коньками, висевшими у нее на руке. Было солнечное, тихое зимнее утро, какое незнакомо странам с умеренным климатом. Глаза Дезирэ сверкали задорно и радостно. Холод слегка усилил румянец на ее щечках.
При виде Дезирэ Шарль затаил дыхание, хотя она и не заметила его. Он нанял сани и поехал в казармы за своими коньками, а оттуда к Кубрюке, где на реке Моттлау было расчищено место для катания на коньках. Он переплатил извозчику и громко рассмеялся над его мужиковатым удивлением. Во всем мире не было человека счастливее Шарля Даррагона. Он собирался сейчас рассказать Дезирэ, что любит ее. Сначала Дезирэ очень удивилась, что было вполне естественно, так как она ни разу не вспомнила о приятном молодом офицере, представленном ей Матильдой. Сестры даже не обменялись мнениями на его счет, после того как он, весело поклонившись, удалился.
Дезирэ, конечно, иногда думала о подобных вещах, когда ее деятельному уму не приходилось заниматься чем-нибудь более материальным и непосредственно необходимым. Она, вероятно, уже обдумала, что ответить, когда кто-нибудь признается ей когда-нибудь в любви. Но она никогда не воображала себе этого так, как произошло в действительности. Воображение никогда не рисовало ей, что молодой человек в живописном мундире будет смотреть на нее горящими глазами, ловко скользя по льду, который поет громкую, радостную песнь под его ногами, вторя его спешному веселому признанию. Шарль легко относился к жизни и не ожидал от нее ничего, кроме счастья. В сущности же, право, трудно было грустить в такое утро.
То были совершенно непонятные дни для реалистов нашего времени. Беспечные дни начала столетия, когда люди не только бездумно тратили свою жизнь, но и ставили все на карту. Шарль Даррагон жил только настоящим. Он был влюблен в Дезирэ. Она должна выйти за него замуж.
Все произошло совершенно не так, как она представляла. Предвидя подобную ситуацию, она относилась к мужчинам с тайным недоверием. Выдуманный мужчина в ее воображении всегда внушал ей тягостное чувство застенчивости и неопределенный страх. Этот же влюбленный, наяву стоявший возле нее, не напоминал ни о чем подобном. Напротив, с ним она чувствовала себя легко и совершенно естественно. В его раскрасневшемся лице и смеющихся глазах не было ничего, что внушало бы тревогу. Дезирэ нисколько не боялась его. Она даже почему-то смутно чувствовала себя взрослее Шарля, хотя он только что сказал ей, что ему двадцать пять, – следовательно, на четыре года больше, чем ей.