Так он шел в течение нескольких часов при наглухо затянутых шторках; только по полусонному ритму колес можно было догадаться, как медленно движется вперед поезд. Больше уже никто не входил на остановках, да и не выходил. Хотя Агнесса по-прежнему никого не видела, никого не слышала, она угадывала, что в соседних отделениях сидят люди, незнакомые спутники, лиц которых она не могла себе представить. Ночью стало свежо, и это было единственной приметой, указывавшей, что проделан уже немалый путь.
В Мулэн прибыли около одиннадцати часов ночи. Агнесса сразу устремилась к выходу, но, проходя коридором, с удивлением заметила, что прочие пассажиры остались сидеть на своих местах. Она притронулась к ручке двери, нажала ее, но дверь не открылась, и Агнесса не сразу поняла, что двери заперты на засов. Снаружи грубо постучали два раза свирепым стуком, и Агнесса отошла. Она вернулась на место и села.
Сидевшая рядом женщина догадалась о ее беспокойстве и объяснила, что во всех вагонах двери наглухо закрываются, контроль производится внутри вагона постепенно и что на это уходит не менее часа...
- Дело в том, что у меня нет аусвейса! Просто меня вызвали из Парижа телеграммой, извещающей о смерти одного моего родственника. Мне говорили, что надо просить пропуск в Мулэне.
- Верно, - подтвердил чей-то голос, - но Мулэн в свободной зоне у французских властей. А здесь оккупированная зона.
- Господи, где же мне нужно было сходить?
Ей ответило несколько человек, причем каждый называл другую станцию; Агнесса побоялась надоесть пассажирам своими бесконечными расспросами.
- Но ведь никто толком слова не скажет, - произнесла она извиняющимся тоном.
- Ничего, они скажут.
Агнесса поняла, что "они" значит немцы. После этой фразы, завершившей беседу, вагонный люд снова растворился в синеватом полумраке, снова замер в терпеливой неподвижности.
Всем своим существом, физически, Агнесса ощутила смятение, она почувствовала себя обездоленной, и чувство это стало еще острее, когда дверь открылась, пропустив в вагон немецкого офицера в сопровождении двух солдат. Свет электрического фонарика упирался поочередно в лица пассажиров, глаза ослепленно моргали, бумажка из голой руки переходила в руку, облитую перчаткой, затем аусвейс возвращался владельцу или же невидимые во мраке уста изрекали краткий приговор и прерванное на миг шествие робота с двумя сателлитами возобновлялось вновь.
Агнесса ждала своей очереди. Очередь наступила. Заявления, что она едет без аусвейса, оказалось достаточно, чтобы незамедлительно очутиться на перроне вокзала с чемоданом в руках, под охраной солдата в каске с ремешком и автоматом на груди. "Мой первый немец", - подумала Агнесса, шагая рядом с солдатом, как будто те, что выставили ее из вагона и чьих лиц она не успела рассмотреть, были не в счет... Ей захотелось разглядеть "своего немца", но в темноте она тоже не сумела различить его физиономию.
Ее заперли на замок в зале ожидания, весь пол здесь был усеян бумажками и мусором. Несколько человек томилось на скамейках, сдвинутых к стене справа. Слева тянулась деревянная перегородка, заканчивавшаяся у потолка крепкой металлической решеткой. Прежде чем сесть на скамью, Агнесса бросила взгляд на этот загон. По ту сторону решетки тоже сидели люди и тоже ждали чего-то.
Прошло довольно много времени, и Агнесса вдруг услышала, как там, на перроне, жалобно засвистел паровоз, заскрипели, застонали сдвинувшиеся с места вагоны. Она поняла, что ее поезд ушел без нее. В эту минуту появился майор в feldgrau {cеро-зеленая немецкая военная форма (нем.).}. При красноватом свете электрической лампочки Агнессе наконец удалось разглядеть немца. Этот оказался коротышкой, лицо у него было грубое и угрюмое, под тяжелыми веками - мертвенный взгляд.
Агнессе пришлось еще раз выслушать подтверждение того, что ей уже говорили: нужно вернуться в свободную зону и там добраться - а как добраться, это уже ее дело - до предместья Мулэна, которое расположено на левом берегу Алье. Только французские власти имеют право решить ее дело и в случае необходимости выдадут ей пропуск. Для очистки совести, не надеясь на успех, Агнесса сказала, что ее вызывают на похороны. Умер близкий родственник, мой дед, опять повторила она давно ей самой надоевший припев и развернула телеграмму, на которую майор даже не взглянул. Говорил он по-французски превосходно и велел Агнессе показать бумаги, удостоверяющие ее личность, и открыть чемодан, содержимое которого он осмотрел. Уходя, он сообщил, что поезд в противоположном направлении пойдет только завтра в девять часов утра: придется ночь провести здесь, и он жестом руки указал на скамейку.
Она без сил опустилась на скамью, но голос майора не умолкал. Агнессе, у которой слегка закружилась голова, почудилось, будто он снова обращается к ней. Но нет, немец удалился. Он перешел в другую половину залы и начал расспрашивать собранных там людей, как только что расспрашивал ее самое. Его вопросы и ответы пассажиров громко раздавались в тишине и проникали через перегородку. Из этих переговоров Агнесса поняла, что с людьми, запертыми в соседнем загоне, стряслась та же беда, что и с ней, только пробирались они в обратном направлении: хотели попасть в свободную зону, и их тоже ссадили с поезда за то, что в оккупированной зоне они не проделали всех положенных формальностей. Их оттеснят к северу от демаркационной линии, как ее самое оттеснили к югу. Намерения некоторых путешественников вызывали подозрение немецких властей, ибо до Агнессы доносились жалобы и сетования на то, что люди здесь мучаются уже по нескольку дней.
- А мы, - шепнула Агнессе сидевшая с ней рядом женщина со спящей девчушкой на руках,- а мы здесь уже вторую ночь торчим.
Агнесса молча протянула ей несколько ягод сушеного инжира, который захватила с собой из дома, но сама даже подумать о еде не могла. Хотя она проголодалась, при одном воспоминании о завтраке, съеденном в вагон-ресторане, к горлу подступала тошнота. Усилием, воли Агнесса заставила себя сидеть неподвижно, закрыла глаза и напомнила себе, что завтра будет всего только среда.,. Но вскоре она почувствовала, что ей необходимо выйти. Путешествие, а особенно тревоги последних часов ускорили приход очередного недомогания.