Но в понедельник, встав из-за завтрака, Агнесса постаралась остаться с тетей Эммой наедине в саду. Погода стояла мягкая, и грех было сидеть дома. Агнесса попросила показать ей птичий двор, устроенный попечениями тетки, а также огород, заменивший прежние газоны и цветники. Тетя Эмма, подобно многим коренным парижанкам, считала себя специалисткой по сельскому хозяйству и особенно расхваливала почву парка Монсо, очень древнюю по сравнению с городскими землями, а главное, не знавшую того, что тетя именовала "подземными помехами", всех этих кабелей, трубопроводов, канализационных труб, каких-то рельсов.
- Возьми хотя бы удобрения, которых у меня нет. В магазинах теперь не торгуют химикалиями, садовники парка отказались дать мне компост, и, если после лошади случайно останется по соседству кучка навоза, ты думаешь так легко послать за ним кого-нибудь из слуг? Как бы не так, можешь твердить им сотни раз, и все зря. Как-то на улице Альфреда де Виньи лежал великолепный навоз, так вот мне самой пришлось отправиться за ним с метелочкой и лопатой. По нынешним временам навоз да это же золото! А слуги никак этого в толк не возьмут.
- Да и вообще иметь сад - это счастье! Не только" для разведения овощей, тетя Эмма, но чтобы просто посидеть, подышать свежим воздухом, не выходя на улицу. И не встречаясь с немцами.
- Ага! А что я вечно твержу твоим папе с мамой? Но не воображай, пожалуйста, что мы имеем право всегда пользоваться садом; когда у нас в качестве репрессий за покушения вводится комендантский час с шести часов или когда нам запрещают выходить с субботы до понедельника, даже во двор выглянуть нельзя. Нас держат на запоре. Даже на балконе появляться запрещено.
- Давай посидим на лавочке, тетя Эмма. Я хочу тебе показать кое-что. Только тебе одной.
- Ах, вот как? А что именно, кисанька?
Они уселись на скамейку. Столетняя сикомора, вековавшая в той части парка Монсо, что примыкала к саду Буссарделей, тянула к ним свои ветви, окрашенные октябрем в бурый цвет. Агнесса осторожно открыла портфельчик, где лежали ее бумаги и который она нарочно захватила, отправившись гулять с тетей Эммой.
- Что это такое? - снова спросила старая девица.
Но бросив взгляд на фотографический снимок, который ей протянула Агнесса, она подняла к племяннице исказившееся лицо и робко на нее поглядела. Потом снова перевела взгляд на карточку, отставив ее от себя на расстояние вытянутой руки.
- Я что-то плохо вижу, зрение слабеет, - произнесла она просто, тоном дамы очень преклонных лет, но не повторила своего вопроса.
- А где твои очки? - осведомилась Агнесса.
- В сумочке. А сумочка висит на ручке моего кресла. В гостиной.
Агнесса взбежала на крыльцо, и ей показалось, что на втором этаже в комнате матери оконная занавеска еще шевелилась, как будто ее только что опустили, но Агнесса не придала этому значения.
- Боже мой, - охнула тетя Эмма, водрузив очки на нос и узнав на снимке могилу. - Могила Ксавье...
- Да, тетя Эмма...
- Боже мой, вот уж не ожидала,
- Значит, не надо было показывать тебе эту карточку?
- Нет, нет! - запротестовала крестная мать Ксавье. - Я часто пытаюсь вспомнить! Так часто возвращаюсь туда,
Мысленно. А теперь и вовсе запрещено ехать куда хочется.
В течение всей своей жизни тетя Эмма, владелица мыса Байю, доставшегося ей от покойной матери и подаренного за* тем крестнику Ксавье, посетила свое поместье всего раз пять* шесть, так как не выносила морских путешествий, даже самых коротких. Но через месяц после смерти Ксавье она прибыла в Пор-Кро и возложила на могилу бисерный венок потихоньку от Агнессы. Через одиннадцать месяцев, в годовщину смерти, уже в дни "странной войны", она снова пустилась в путь и снова возложила венок.
- А у тебя нет других снимков кладбища?.. Спасибо.,! Прелестное местечко! Отсюда даже море видно.
- Да. Это очень старинное матросское кладбище. Заброшенное. Теперь там больше не хоронят. Для меня сделали исключение. Потому что речь шла о тамошнем землевладельце. И потом Ксавье очень любили... Вот видишь, на этой фотографии твой последний венок, а вот на этой - нынешнего года. Их возлагают очень аккуратно, тетя Эмма. В каждую годовщину смерти.
- Ах так? Мне это очень приятно. Обязательно пошлю межзональную открытку в Гиерское агентство и поблагодарю их... Подержи-ка, пожалуйста, снимок.
Тетя Эмма сняла очки и утерла слезы.
- Дай мне их, детка. Мне хотелось бы на них еще раз поглядеть.
- Они специально для тебя сделаны, тетя Эмма. Возьми их совсем.
- Правда? Как это мило с твоей стороны! Никогда бы я не осмелилась их у тебя попросить.
Тетя убрала снимки в сумочку, но украдкой бросила взгляд на фотографии, которые Агнесса держала в руках.
- Ты мне их все показала? У тебя в руках копии?
- Нет, - ответила Агнесса, не выпуская из рук карточек. - Это другие, но тут снята не только могила.
Старая девица взглянула на племянницу с непонимающим видом, а возможно, просто притворилась, что не понимает, и Агнесса молча протянула ей следующий снимок. Тетя Эмма увидела маленького мальчика, возлагавшего на могилу цветы. Она сразу догадалась, кто это, но не могла сдержать восклицания.
- О! Какой прелестный мальчик!
И удивленно замолчала, словно он непременно должен был быть иным, и по ее представлению было бы вполне естественно, если бы незаконный сын Агнессы именно в силу своего происхождения получился бы кривобоким или уродливым. Тогда как красота и здоровье Рокки как раз достались ему в наследство от его незаконного отца.
Агнесса вручила тете все недавние снимки мальчика, с которыми никогда не расставалась, и тетя по-настоящему расчувствовалась.
- Но мы уже совсем взрослые! - говорила она и даже пришепетывать начала, блаженно улыбаясь, как улыбаются только бабушки.- Настоящий мужчина! Смотрите-ка, какие мы пряменькие!.. А он хорошо развит для своих лет? спросила она неожиданно серьезным тоном.
- Представь, говорить он начал довольно поздно, но я его не понуждала. И хорошо сделала: он быстро наверстал упущенное. Теперь он уже легко строит фразы.