- Устройся в Париже. Где угодно. Оставайся в гостинице, попроси, чтобы тебя с сыном и нянькой приютили на авеню Ван-Дейка, поищи себе квартиру с мебелью или без таковой; найти в конце концов можно. Мы охотно поселили бы тебя у нас, но это решение не из лучших. Тем более что у тети на четвертом этаже снимают квартиру оголтелые коллаборационисты. Обе дочки и сынок состоят в организации дарнановской молодежи. Разгуливают в голубых рубашках и вечно ищут повода для ссоры. Нет ничего хуже этих квартирных диктаторов. Итак, поселись где-нибудь, ничем не занимайся, растворись в среде парижской буржуазии, веди светский образ жизни. Возможно, мои слова тебя покоробят, но зато совет я тебе даю правильный. - Что, не убедил? - осведомился он, взглянув на Агнессу, которая сидела напротив него, потупив взор, с застывшим лицом.
- Что? Нет, почему же? Но я думаю о своей бедняжке подруге. Что они с
Александр Жанти, меньше всего склонный к платоническим утешениям, ограничился тем, что сжал своими ладонями руку Агнессы и уверил ее: уж, во всяком случае, Мано сейчас, когда они о ней говорят, благословляет небеса, что Агнессы нет на Лазурном берегу.
И действительно, в Париже сдавались внаем квартиры. На воротах были наклеены соответствующие объявления. Немецкая и французская администрация льстилась только на просторные помещения, расположенные в фешенебельных кварталах. Да и то в последнее время случаи реквизиции становились все реже. Что касается квартир средних размеров, то больше половины их перешло в руки властей полтора года назад, в момент массового угона тридцати тысяч парижских евреев, и эти частные дома вполне удовлетворяли потребность оккупантов в жилье. Агнесса нашла то, что искала, на площади Брезиль, на пересечении авеню Ваграм и Виллье. По фасаду дома шли высокие коринфские колонны с канелюрами, что облагораживало постройку, а площадь с перекрестками служила ей живописным фоном, создавая целый ансамбль, возникший еще во времена Османа.
Вот здесь-то она и приглядела четырехкомнатную квартиру в нижнем этаже, очень солнечную и казавшуюся еще светлее из-за садика, который выходил на площадь. Мальчик мог играть в садике один, без присмотра, в те часы, когда он не гулял в парке Монсо. Ибо он тоже будет ходить в парк Монсо, привяжется к нему, как и все маленькие Буссардели, которые были до него и будут после него. Решетка Шартрской ротонды находилась в двух шагах от площади Брезиль, если идти по улице Прони. Естественно поэтому, что Агнесса начала поиски жилья в своем родном квартале, и то, что ей посчастливилось найти такую квартиру с исключительным правом пользования садиком, показалось ей добрым предзнаменованием.
Да и вообще в новом помещении многое было исполнено для Агнессы особого смысла, или ей так просто казалось. Из садика железная калитка вела на авеню Ваграм, таким образом, можно было не проходить под аркой ворот, мимо сторожки привратника. Осмотрев свои владения, Агнесса попросила ключ от калитки, и так как замок не работал, она решила еще до переезда заняться им, починить и смазать. Когда наконец благодаря ее усилиям калитка открылась, прочертив борозду по песку запущенного сада, Агнесса внезапно замерла на месте, даже не глянула на авеню Ваграм, и в памяти ее пронеслась ночная сцена, незабываемая сцена уже шестилетней давности: погруженный в сон особняк Буссарделей, тишина и фонари на авеню Ван-Дейка, тень женщины, которая скользит по саду, осторожно открывает калитку, почти такую же, как эта, подзывает кого-то движением руки, безмолвно руководит похищением умирающего юноши.
Теперь она готова была пойти на любые жертвы, лишь бы снять эту квартирку на площади Брезиль. Впрочем, жертв не потребовалось. Из-за частых налетов союзной авиации на Париж и на северо-западную его окраину Семнадцатого округа сторонились. Сидя у управляющего домом и проверяя пункт за пунктом договор найма, содержавший двадцать параграфов составленных по всей форме, как в старину, Агнесса сделала еще одно открытие. Она стала квартиранткой некоей госпожи Перейра, баронессы Нефвилль, урожденной Перейра. Имя это она слышала с самого детства, оно было связано с благосостоянием Буссарделей и с легендой о его возникновении. Это с банкирами Перейра во время Второй империи близнецы Буссардели - два прадеда Агнессы - совершили выгодную операцию по обмену земель вокруг парка Монсо, которые были неудачно поделены между этими двумя процветающими фамилиями.
Агнесса подумала, что, заключая договор с одной из Перейра, она восстанавливает традицию, и, поставив свою подпись на гербовой бумаге, улыбнулась чуть насмешливо, но не без удовлетворения.
Глава XIV
Начался парижский период ее существования. Живя в гостинице ото дня ко дню, как бог на душу положит, Агнесса чувствовала себя словно на бивуаке. А теперь приходилось налаживать жизнь.
Две заботы не оставляли ее. Первая и самая главная, самая неотвязная это здоровье сына; другая, более животрепещущая, касалась их устройства в Париже. Рено - теперь уже сама Агнесса называла сынишку только этим именем, чтобы приучить к нему и тем самым избегать недоразумений, - Рено с радостью принял весть, что они остаются в Париже. Дай ему волю, он целыми днями катался бы в метро, так это занятие ему полюбилось, правда его не пускали туда в часы пик. Но мать отсылала его каждый день после завтрака с Ирмой в парк Монсо или в Булонский лес. если только была хорошая погода. По утрам она усаживала его за книгу и занималась с ним, как и прежде, сама - ведь в Пор-Кро не было школы; ей не хотелось сейчас посылать его в школу, где пришлось бы сидеть несколько часов, согнувшись над партой, среди чужих ребят, что, несомненно, усложнило бы процесс приобщения к Парижу. Агнесса опасалась за своего дикаренка с мыса Байю, опасалась последствий, которые может повлечь за собой столь резкая перемена в образе жизни, особенно если их пребывание в столице затянется.
Ей хотелось посоветоваться с каким-нибудь сведущим в этих вопросах человеком, и она вспомнила о докторе Роже Освальде, который в трагические дни гибели Ксавье показал себя таким знающим и таким отзывчивым. Но найти его не удалось, и не без труда Агнесса установила, что он вынужден был скрыться вследствие расовых преследований. Ее поразила эта весть, и одновременно она сама удивилась своему недомыслию: как это она не догадалась раньше, что фамилия Освальд, звучавшая как эльзасская, вполне может быть еврейской фамилией? Правда, фамилию эту она узнала в мирные времена, и именно по тому, как далеки теперь были друг от друга эти две эпохи, эти два умонастроения, Агнесса воочию убедилась, до какой степени уродства дошла их жизнь. В конце концов, по рекомендации дядя Александра она обратилась к врачу, тот осмотрел мальчика, нашел, что он в хорошем состоянии, и надавал кучу банальнейших советов, которые немного успокоили Агнессу.