- Ну, скажу тебе, и раздражают они меня! - призналась тетя Эмма, отводя Агнессу в угол. - Знаешь, кого они мне напоминают? У нашего меховщика я много лет имела дело со старшей продавщицей, и вот в один прекрасный день она принялась мне жаловаться, что ее дочь выходит замуж за католика! Я наконец не выдержала и сказала: "Мадам Лион, не горюйте, среди католиков попадаются очень порядочные люди, - потом поглядела на нее и говорю: Впрочем, и среди евреев тоже, по крайней мере я так слышала".
- Тетя Эмма! Тетя Эмма! - ужаснулась Агнесса. - Ты нынче судья немилостивый.
- Верно! - откровенно призналась старуха. - Но ты не беспокойся, я не скажу ничего неприятного этим Сиксу-Герцам, Ведь я двоюродная бабка Жильберты и хозяйка дома. Ну-ка, пойдем займемся немножко господами де Мофрелан. Ведь рикошетом мы породнились и с аристократами. Право же, нынче вечером у нас очень смешанное общество.
Мофреланы знали обычаи всех кругов общества и, не испытывая ни малейшей неловкости ни в одном из них, с полнейшей непринужденностью вербовали себе пополнение в лагере буржуазии. Агнесса впервые увидела господина де Мофрелан.; Оказалось, что он вовсе не такое уж смиренное, незаметное существо, как то можно было подумать, судя по повадкам его супруги; он говорил громким, зычным голосом. Будь Агнесса более осведомлена о сплетнях, ходивших в этих кругах, она, конечно, знала бы, что у этого бодрого, полнокровного старика есть связь с дамой зрелого возраста, носительницей столь же громкого имени, как и он сам, и это ни для кого не секрет.
Тетушка Эмма усадила господина де Мофрелан на диван около себя и заговорила с ним о бракосочетании одного из Суланжей, состоявшемся в церкви Сен-Пьер-де-Шайо, где она видела Мофрелана среди приглашенных. Для большинства светских людей освобождение Парижа вновь открыло врата в мир удовольствий и пышных празднеств, как будто война кончилась в тот самый час, когда Шолтиц капитулировал на Монпарнасском вокзале.
- Ах, и вы там были, мадемуазель?
- А почему же мне не быть? - ответила Эмма. - Суланжи - люди очень приятные. Но я была на свадьбе не в качестве родственницы, - мы просто соседи по имениям. Замок Суланжей находится очень близко от нашего Гранси.
- У вас тоже есть в этих краях клочок земли?
- Да, есть. Усадьба с большим домом, но мы никогда не называли его замком. А какая ужасная давка была на свадьбе! Право, меня едва не сбили с ног. Хорошо, что я дама солидная, Я давно заметила, что на аристократических свадьбах надо пускать в ход кулаки.
- Пока я еще ни разу не получал тумаков в церкви, - возразил господин Мофрелан, и на губах его заиграла улыбка.
- Вы просто их не замечали, потому что привыкли. Но сравните-ка со свадьбами буржуазии! Не могу понять, откуда у вас такие манеры. Я не слышала, чтобы ваши короли в Версале когда-нибудь толкались.
- Но ведь в те времена толпа расступалась перед нами, мадемуазель. Теперь этого не бывает. И нашему брату приходится защищаться.
- Ах, вот почему вы нападаете.
Агнесса тщетно пыталась прервать этот разговор. Господин де Мофрелан, не признававший вздорной болтовни, посматривал на свою бойкую собеседницу веселым оком.
- Кажется, вы задираете меня, мадемуазель. Предупреждаю, что я любитель поединков, но женщинам довольно опасно бросать мне вызов: я еще не растерял силы.
- Ах, дорогой мой! - отпарировала Эмма, возбужденная этим турниром и чувствовавшая себя с Мофреланом куда свободнее, чем с господами Сиксу-Герц. - Даже сорок лет назад вам пришлось бы оставить всякую надежду покорить меня. Вы, конечно, недурны собой, но, увы, не мой идеал.
- Ого! Так вы мне сказали бы: "Убирайтесь ко всем чертям"?
- Нет, просто: "На все четыре стороны", - ответила старая девица, быстро оправившись.
- Так, стало быть, грубость моих слов вас возмущает?
- Возмущает? Нисколько. У меня были старшие братья, я и не такое еще слышала, - заявила тетя Эмма, на сей раз покривив душой. - Но, право, дорогой мой, я никак в толк не возьму, по какой причине аристократы употребляют неприличные выражения.
- По привычке. Так изъяснялись еще при дворе в великий век Людовика Четырнадцатого. Вы, наверно, слышали, что некая принцесса, особа весьма тучная, которая не могла собственными силами взобраться в карету, сказала своему выездному лакею: "Подтолкни меня, дурень, под задницу".
- Прошу прощения, - заметила тетя Эмма с кроткой улыбкой, - ведь эта принцесса говорила в данном случае со своим слугой.
- Туширован! - подал реплику господин де Мофрелан и расхохотался.
- Подождите, - продолжала старая девица, - я вам тоже расскажу анекдот, и мы будем квиты. Я его слышала еще в пансионе и с тех пор не забыла. Ваша история с каретой напомнила мне его. Когда Людовик Четырнадцатый выезжал на прогулку, он, желая оказать кому-нибудь из приближенных честь, усаживал его с собой в карету на переднее сиденье; осчастливленный, если, конечно, это был мужчина, а не дама, делал всяческие курбеты, не решаясь усесться в карету первым. Своими ужимками эти господа старались показать свою учтивость, а короля это выводило из терпения. Однажды он, вздумав поехать осмотреть свой парк, указал Ленотру на открытую дверцу кареты, и Ленотр тотчас без всяких кривляний взобрался на сиденье. Тогда король, стоявший возле кареты, повернулся к придворным и сказал: "Господа, вот поистине воспитанный человек!" И тут нет ничего удивительного, - заключила тетя Эмма, - ведь Ленотр был простолюдин.
Старик Мофрелан громко расхохотался.
- Черт побери, мадемуазель. Вас нелегко одолеть, последнее слово за вами. Скажу по чести, вы меня совсем покорили.
- Но я вовсе того не жажду, - шутливо ответила тетя Эмма.
Извинившись перед Мофреланом, она встала, сказав, что нужно подумать и о других гостях. Агнесса последовала ее примеру.
- Ну вот, хоть душу отвела, - сказала тетя Эмма, отходя бодрым шагом.
Престарелая хозяйка дома потратила в ту ночь много сил и старалась, скрепя сердце, проявлять радушие, заставляя и весь отряд Буссарделей весело улыбаться. Ведь хуже всего было бы показать, что столь почтенное семейство лишь поневоле соглашается на этот брак.