К лету Ригма теряла свой длинный волос. На фоне яркой зелени ее выдавал белесый наряд, но она охотилась главным образом ночью и в сумерках, и наряд не особенно мешал успеху охот.
Лето минуло незаметно. Сентябрьские утренние заморозки посеребрили лесные поляны. Как-то, переходя горную реку Катэн, Ригма услышала громкое всплескивание воды, словно какой-то зверь брел руслом. Мгновенно выпрыгнув на крутой берег, она внимательно осмотрела перекат реки, откуда доносился непонятный шум, но на реке никого не было. Может, зверь уже перешел реку и стоит где-то в прибрежной заросли? Желая выяснить причину всплесков, Ригма подошла к перекату и стала принюхиваться к мокрой гальке. Вдруг крупная рыбина с красноватыми боками и загнутыми зубастыми челюстями выбросилась на мелководье переката и, энергично извиваясь всем телом, поползла вверх против течения, словно гигантская ящерица. Ригма настигла рыбу, схватила ее зубами и вынесла на берег. Это был морской лосось — кета, пришедшая на нерест.
С большим наслаждением съела Ригма лосося. Все кошки мира неравнодушны к рыбе: ведь она редко перепадает им на обед! После этого Ригма неоднократно появлялась на катэнском перекате, подкарауливая проходящую кету, пока лед не покрыл реку.
На Сихотэ-Алинь снова пришла зима. Желтые полосы и светлая окраска Ригмы делали ее совсем незаметной на фоне заснеженного леса.
С наступлением зимы лес снова заполнился охотниками. Всюду слышались выстрелы, лай собак. И тигры, как по команде, скрылись в глухих отдаленных дебрях, где редко ступала нога промысловика.
Плен
Еще до начала охотничьего сезона Аверьяна Калугина вызвали в промхоз.
Возьмешься ловить тигров? — спросил его охотовед. — Нынче имеем план поставить четырех тигрят для нашего Госцирка. Двух думали дать тебе, а двух — бригаде Авдеева.
— Обязательно возьмемся, — ответил Калугин. — Вот только куда податься? На Светлом тигриных следов нет.
— Езжайте на Катэн. Удэгеец Мирон на пантовке там был, четыре свежих следа на косе видел. Ну, так как, будем заключать договор?
Сообщение о свежих тигриных следах наполнило радостью охотничье сердце Калугина. Похлопывая и потирая руки от удовольствия, он улыбнулся, отчего обычно хмурое лицо его стало красивым, взял бланк договора и сел заполнять.
Выйдя из промхоза, Калугин пошел разыскивать свою бригаду, чтобы сообщить товарищам о скором выезде на промысел. Летом они охотились за пантами, искали женьшень или заготавливали кору бархата амурского, собирали ягоду лимонника. Осенью и весной ловили рыбу, зимой промышляли разного зверя.
За крупных трехлетних тигрят охотникам выплачивали по тысяче двести рублей. Кроме того, ни один зверь не приносил столько славы охотнику, как пойманный тигр. Корреспонденты каждый год фотографировали бригаду Калугина, писали о ней небывалые истории, над которыми посмеивались сами тигроловы, но все-таки видеть в газете свое изображение было каждому приятно.
Не прошло и недели, как бригада Калугина окончила сборы и выехала на Катэн. Звероловы были уверены в себе, охотничье счастье не изменяло им в течение ряда лет, вот только новые собаки беспокоили. Это были рослые пегие дворняги с висячими ушами, вся доблесть которых заключалась в том, что они отчаянно гоняли по селу кошек и бродячих свиней. На охоту прежде они ходили лишь на уток да на коз.
К месту промысла прибыли в конце октября. Стояла солнечная погода. Снег еще не запорошил землю. У шумящего в каменном русле ключа охотники поставили невысокий сруб, затем сверху ловко натянули палатку. Внутри вдоль трех стен соорудили нары, устлав их сухим вейником, а посредине сруба установили жестяную печь. Рядом с жильем появился лабаз для продуктов.
Теперь охотникам предстояло разведать окружающую местность: какой и где поблизости водится зверь. С этой целью в один из погожих осенних деньков бригада разошлась в разные стороны.
…Чем дальше углублялся в лес Калугин, тем свободней и радостней дышала его грудь, наполняясь чистым лесным воздухом. Словно близких друзей, осматривал он мохнатые кедры и улыбался им, вслушиваясь в едва внятный приветственный шепот таежных исполинов. Шуршащие под ногами листья источали горьковатый запах, знакомый и приятный обонянию охотника. Сквозящий лес позволял издалека различать стволы толстых лип, исцарапанные медвежьими когтями, обширные порытки кабанов, дупла старых усохших кедров. Калугин поднимался на гряду сопок, спускался в ключ и, перейдя его по замшелым камням, снова взбирался на косогор, пристально всматриваясь в глубь леса. При ходьбе он не смотрел под ноги, но от его взора не ускользнули ни один след, ни одна подозрительная вмятина в почве. Подняв с земли крупную золотистую кедровую шишку, он обломил смолистые чешуйки и положил ее в карман.