– Поспать надо, – произнёс он себе под нос, после чего накрылся одеялом.
За полночью, к воровскому часу самый крупный, главный торговый и ремесленный город на Каспии, называемом русскими Хвалынским морем, будто вымер. Скрытые от звёздного неба кисейным покрывалом облаков, сквозь которые пробивалось лишь бледное сияние полумесяца, улочки и улицы города, казалось, сами по себе извилисто распространялись от стен крепости в посад, в его слободы. Они ветвились там закоулками и переулками, в которых среди тёмных бревенчатых домов и окружавших их крепких заборов невольно рождалось ощущение загнанной в западню дичи. Повсюду не виделось ни одного окна, не закрытого плотными ставнями, и можно было быть уверенным, самый отчаянный стук в ставни не пробудит внутри домов и шороха. Разве что псы с ближних подворий отзовутся угрюмым ворчаньем.
Только разбойники, хозяева этого часа, могли стаей голодных шакалов так безбоязненно притаиться на широкой улице в тени забора большого постоялого двора неподалёку от посадской площади. Наконец за воротами с мягким стуком приподняли длинный поперечный брус, и половинка ворот слабо скрипнула, приоткрывая щель входа в широкое подворье. Девять мужчин с оголёнными саблями и ножами скользнули в щель, присоединились к двум сообщникам. Оба пса валялись на земле, как будто их внезапно одолел глубокий сон. Ночной сторож тоже не шевелился, но на случай, если придёт в себя, он был связан, уложен животом на землю под навесом у конюшни, изо рта его торчала затычка из куска тряпки. Все одиннадцать головорезов без лишнего шума пересекли тихое подворье и столпились у приоткрытых створок похожих на ворота дверей большого сарая, из которого слабо тянуло запахом высушенного сена. В нём успешно боролись с ночной тишиной мужские храпы и сопения. Гусейн жестом оставил подельников стоять на месте, сам юркнул промеж створками внутрь сарая. Оставшееся с прошлого года сено было выстлано вдоль противоположной стены и на него косо падало бледное пятно рассеянного сияния полумесяца, которое просачивалось через узкое открытое окно справа от входа. На плащах и покрывалах, разостланных поверх сена, безмятежно спали семь или восемь человек. Глаза привыкали к царящей полутьме, и Гусейн подкрался к спящим. Он стал бесшумно переходить от одного к другому, пристально рассматривая одеяния и лица. Вдруг замер собакой на охоте у ног Белого князя. Сын князя спал по левую сторону от отца, а дальше лежал третий из недавних спутников Гусейна – Удача. Высмотрев под головой князя тесёмки нужной ему сумки, он с предельной осторожностью наклонился и потянул за них. Молча чертыхаясь из-за предательского шелеста иссушенной травы, он понемногу высвобождал сумку из сена, когда князь вдруг распахнул глаза и уставился на него, потеющего не от напряжения усилий, а от обострения всех чувств. Он дёрнул сумку на себя, и Белый князь сильным толчком ступни в живот отшвырнул его, опрокинул на спину, затем под шуршание травы и бряканье вынимаемого из ножен оружия вскочил со своего плаща.
На пронзительный свист Гусейна створки ударами ног широко раскрылись, впустили лунный свет, и в сарай ввалились его подельники по разбойному промыслу. Удача проснулся, будто и не спал, в тигрином прыжке разом перекрыл Гусейну выход и сбоку напал на головорезов. Сдавленная грязная ругань сквозь всхлипы от боли в проколотом бедре вырвалась у первого раненого, по голосу совсем ещё юноши, и подорвала надежду грабителей одним своим появлением лишить жертв ограбления желания сопротивляться. Не давая им возможности опомниться, Удача рубанул по сжимающим рукоять сабли пальцам второго. Со злобной бранью зрелых и матёрых преступников остальные головорезы бросились на него, но часть из них тут же оттянули на себя князь с сыном. Звон стали разбудил спавших.