Неисчислимые тысячи людей расхаживают по свету — с уймой бед и забот, с широчайшей шкалой чувств, мыслей, впечатлений, — и лишь очень немногие умеют выразить себя. А ведь каждый, кто наделен хоть какой-то творческой способностью, знает: для того мы и появились на свет, чтобы высказаться, выразить себя. Предпринимаем попытки вновь и вновь, всякий раз надеясь: получилось, удалось! И опять испытываем разочарование — нельзя, невозможно со всей полнотою выразить себя. Сделал, что смог, другие пусть сделают больше, и дело твое будет продолжено в грядущих поколениях… Должно быть, в результате подобных философствований возникли храм Святого Петра и атомная бомба.
Кошмарный ужин я запиваю превосходным белым вином. Наливаю очередной бокал, вдруг вспоминаю напутствие Квазимодо и из заоблачных высей, куда вознесло меня созерцание альбома, низвергаюсь на землю, к своим будничным заботам. Извлекаю противно холодный пистолет и подхожу к зеркалу. Засовываю пушку за пояс, выхватываю, целюсь от бедра в свое испуганное отражение и снова прячу. Правда, недалеко, чтобы утром не забыть прихватить с собой.
Однако после столь хлопотного дня я не в; состоянии заснуть, хотя тупая боль в пояснице напоминает об ударе по почкам, а ноющие мускулы воздают должное методам тренера Таноса. Поэтому я наугад прихватываю пару кассет из коллекции Мартина — в квартире у него пусто, уж и не упомнить, когда мы с братцем виделись последний раз, — и, поплотнее задернув шторы, устраиваюсь перед телевизором.
Кто везучий, тому везет. Желая расслабиться после трудного дня, я выловила американский фильм ужасов. Название не указано, титров нет, зато трупы валятся направо-налево, убийца играючи расправляется со своими жертвами. С этим затейником не соскучишься: забравшись в лесную чащу, он с ловкостью фокусника меняет орудия убийства. То алебардой, то ятаганом, а то и просто вертелом щекочет обреченных на гибель. Жертвы же ведут себя на редкость бездарно. Стоит им услышать подозрительный шорох или шум, и они, выпучив глаза от ужаса, замирают как кролик перед удавом. Убийце-маньяку только и забот, что пырнуть разок добычу и упиваться предсмертными воплями и стонами.
Мне это удовольствие скоро приедается, и я меняю кассету. Новый фильм рассчитан на любителей сладкой жизни. Яркое солнце, роскошная яхта, реки шампанского, шикарные женщины и умопомрачительные красавцы-мужчины, карманная собачка с розовым бантом на шее — словом, весь расхожий набор.
Я выключаю ящик с твердым намерением отныне воспитывать вкус Мартина и бросаю вожделенный взгляд на постель. Надо ли удивляться, что именно в этот момент звонит телефон? Когда же ему и звонить, как не в ту минуту, когда ты жаждешь завалиться на боковую!
Сдергивая с кровати покрывало, я буркаю в трубку нечто нечленораздельное. В ответ слышится торопливая, сбивчивая речь, я даже не сразу улавливаю смысл.
— Это я, Конрад. К тебе топают два амбала, они уже в подъезде. Как-нибудь продержись до нашего прихода.
Коротко и неясно. В трубке сигнал отбоя. Я стою как дура, с назойливым вопросом на языке «Что бы это значило?», но задать вопрос решительно некому. Наконец бросаю трубку на рычаг и бегу за оружием, мечусь по темной квартире, пока меня не осеняет спрятаться в платяном шкафу в прихожей.
Ситуация — глупее не придумаешь, и я уже готова крыть на чем свет стоит олуха Конрада с его идиотскими шуточками, как вдруг с треском распахивается входная дверь. Вместо того чтобы повернуть дверную ручку, амбалы предпочитают работать плечом. Вот и ищи потом отпечатки пальцев!
В следующий момент у меня пропадает охота шутить. Мою только что разобранную постель прошивает автоматная очередь. Возможно, виною тому удар по почкам, но мне тотчас нестерпимо хочется в туалет. Не беда, утешаю я себя, типичная здоровая реакция организма и лишнее подтверждение того, что я все еще жива. Затаясь в шкафу, я стараюсь не дышать.
Один из налетчиков включает карманный фонарик, узкий луч света обшаривает спальню, я прячусь за ни разу не надеванным вечерним платьем и сквозь щелку в дверце шкафа вижу гротескно увеличенные тени наемных убийц.
— Загляни в соседнюю квартиру, может, она там, — распоряжается второй громила и светит фонариком под кровать.
Рука моя судорожно стискивает пистолет. Если один сейчас умотает к Мартину, я, пожалуй, попытаюсь управиться с другим. Да вот беда: бандитская пушка снабжена глушителем, а полицейским подобная роскошь не положена, так что выстрел всполошит всю округу.