Остановив машину за домом, я выбираюсь на лужайку. Стоит только обогнуть дом, и прямо у твоих ног простирается озеро. Правда, сегодня оно не столь ослепительной голубизны, как обычно. Гладь его застыла неподвижно, о берег плещутся слабые волны, возникающие словно бы из ниоткуда. Дом высится на небольшом холме, к берегу ведет тропинка, дважды серпантином огибая дом. Остроумное решение, Дональд именует его «спуск террасами». Мы-то «террасам» предпочитаем травянистый склон холма; под настроение нет ничего лучше, как попросту скатиться по нему в воду. Спуск «террасами» вынуждает нас не идти, а бежать легкой трусцой, но при прочих благоприятных обстоятельствах подобные пустяки не способны выбить человека из равновесия.
Посреди озера виднеется лодка. Я глазам своим не верю: в лодке сидит Айрис и с ней какая-то девочка. Присмотревшись повнимательнее, я прихожу к выводу, что хозяйка дома держит в руках удочку. Дональд расположился на террасе перед домом и — о небо! — тюкает на машинке.
— Что это ты вытворяешь?! — вырывается у меня возмущенный возглас.
Дональд рассеивает мои мрачные подозрения:
— Пишу роман.
— Что-о?
— Роман.
— Давно пора…
— Выгружай багаж, устраивайся и делай что душе угодно.
Я подсаживаюсь к Дональду. Он ревниво склоняется над своей писаниной.
— Не бойся, не стану подглядывать, — заверяю я и в подтверждение своих слов демонстративно отворачиваюсь. — Просто хотела тебя кое о чем расспросить.
— Валяй! — Дональд с покорным видом откидывается на спинку стула.
— Значит, роман сочиняешь?
— Вот именно. А что, по моему виду не скажешь, будто я способен на такое?
— Что ты, напротив! О чем же твой роман?
— Узнаешь, когда закончу. Стиль у меня простой, вполне доступен даже твоему пониманию.
— Благодарю за комплимент, — с кислой миной говорю я. — И это все, что ты можешь сообщить на данном этапе творческого процесса?
— Да.
— И как долго ты пробудешь в этом состоянии? — осторожно прощупываю я почву.
— Ты имеешь в виду вдохновение? Несколько часов. Как только выдохнусь, я в твоем распоряжении.
— Спасибо, Дональд. Может, обронишь авансом словечко-другое?
— Смотря какие тебе нужны словечки.
— Ты расследуешь дело об исчезновении некой Атри Холл?
— Нет. Мою подопечную зовут Беатрисса Холл…
— Все ясно. Давай, твори дальше. Большой он будет, твой роман?
— Страниц на триста-четыреста.
— Матерь Божия!.. Скажи, я не ошиблась: Айрис действительно ловит рыбу?
— Да. Меня она обещала не отрывать от работы, а Элле посулила к вечеру зажарить рыбу на костре.
— Элле Беллок?
— Ты ее знаешь? Совершенно взрослый человечек.
— Хотя по возрасту — совершенное дитя.
— Чего ты от нее хочешь? Мать умерла, а отец — при его-то работе — постоянно в отлучке. Так что девочка поневоле привыкла к самостоятельности. Еще вопросы есть?
— Один. Малюсенький.
— Понял. Где Даниэль? Здесь его нет. Девочку привезла Айрис. В воскресенье я возвращаюсь домой один. Айрис с Эллой задержатся на недельку.
— Найдется у вас еще одна лодка?
— Это уже второй вопрос. Лодок больше нет.
— Тогда уж великодушно ответь и на третий. Можно выпустить собаку из машины?
— Да ты вконец одурела!
— Вовсе нет. Просто сегодня ты выказал себя не слишком гостеприимным хозяином, вот я и решила, прежде чем…
Дональд шутливо дергает меня за волосы.
— А ну марш отсюда!
Я поднимаюсь со стула, и Дональд награждает меня шлепком по мягкому месту. Судя по всему, он не держит на меня зла, вся блажь у него от вдохновения. Бедняга Дональд, мне эта болезнь хорошо знакома: время от времени я наблюдала ее у Круза. Такое впечатление, будто больной отделен от мира глухой стеной, ничего не видит, не слышит и передвигается как сомнамбула. Мозг поглощен интенсивной работой: сотни мыслей ждут своего достойного словесного воплощения, перед мысленным взором подобно кинокадрам проносятся образы и картины, внешний мир для творческой личности перестает существовать. Если вдруг в такой момент вам удастся отвлечь охваченного вдохновением человека, упаси бог соваться к нему с прозаическим вопросом вроде «Где твои ботинки?». Ни о каких низменных предметах не может быть и речи! Позволительно, конечно, пустить в ход цитаты из классиков философии, да и то не рекомендуется. Самое разумное — не обращать внимания на больного. Время работает на нас. Как только вдохновение иссякнет, возвышенное существо превращается в простого смертного, который ходит в уборную, норовит схватить еду руками и задает дурацкие вопросы типа «Где мои ботинки?».