Миша же, похоже, давно понял, что за птица его супруга, и на появление за чайным столом "молочного брата" реагировал с завидным спокойствием. И Штеренгорц знал, что Миша все знает. И тоже вел себя дипломатом, то есть делал вид, что никто и не пукал.
Истина же заключалась, как ни странно, в том, что прожженный старый еврей Ирину Анатольевну любил. Трудно было поверить, что можно много лет, пусть и не совсем безответно, любить такую вздорную и, в общем-то, глупую даму. Наверно, лишь по принципу схождения крайностей. Но когда Ирина Анатольевна была свободна, он, естественно, был женат, а развод для чиновника тогда был равнозначен отставке.
Теперь он был вдов, но дама сердца занята. Или просто охладела. Сердце красавицы склонно к измене. Но Штеренгорц остался верен в душевной склонности, опекал по мере возможности детей, и именно он со своими связями поспособствовал тому, что Колька с сестрой смогли пять лет прожить на Кубе вместе.
Что мне делать с собственной душевной склонностью – вот был вопрос! Ответ тоже был – пользоваться, пока дают пользоваться. Мария относилась ко мне по-человечески хорошо. Хорошие соседи, веселые друзья… надежные партнеры. За скобками почти мужской дружбы и деловых разговоров оставались ночные визиты из спальни в спальню. Иногда она приходила ко мне, а чаще я к ней, потому что оставаться без нее уже не мог. "Небольшое взаимно приятное дополнение к нашему договору", как же. Я по отношению к ней стал как наркоман. Господи боже мой, что она со мной творила! Мы были друг с другом так, что ближе не придумаешь. И при этом такая дистанция, что все готовые сорваться признания застревали где-то между зубов.
Доступ к телу беспрепятственный. Далее – запрещен.
Я рассуждал: многие мужья имели не больше того, что имею я. Уповал лишь на то, что скоро не надоем, если буду терпелив. Радикально изменило бы ситуацию, только если Мария оказалась бы в положении. Но сам об этом даже не заикался, а надеяться, что взрослая женщина попадет в "положение" нечаянно, было бы глупо.
Так оно и катилось шариком – без слов.
Производственная сторона жизни и материальная база тем временем потихоньку наладились. Я давно и хорошо был знаком с торговой работой, какое-то время ушло на освоение местной специфики, а потом все покатилось само собой. Стало появляться время для работы математической половины мозга, до той поры почти отключенной за бездействием. Я как-то стал вспоминать, что не определился с темой диссертации.
И вот тут-то оно и началось. Вмешалась в судьбу Ее Величество Математическая случайность.
Однажды мы с Максимом должны были двигаться куда-то порознь, он на машине, я своим ходом. Чтоб не разминуться, договорились о встрече на углу одного уютного скверика. Но Максим запаздывал, а в это время начался дождь, да такой, что под деревом было не спастись. Оглянулся вокруг – ни навеса остановки, ни кафешки, а единственное убежище, где можно спрятаться – стеклянный павильончик "Спортлото".
Я никогда раньше не интересовался лотереей. И в ту минуту, отфыркиваясь в мокрые усы, как тюлень, я не понимал, какой зигзаг сотворила судьба, заведя меня не в какую-нибудь чебуречную, а в эту застекленную будку.
Честно говоря, я и не в первую минуту об этом не заподозрил. Я просто разглядывал висящие по стенам таблицы статистики. Кончался сентябрь, и ватманы были заполнены на три четверти по всем системам: 5:36, 6:45, 6:49, 7:56. То есть, конечно, каждая имела свое название, но я по привычке извлекал из всего цифровую суть.
Потом по той же привычке начал штудировать одну из таблиц, помню, 5:36, не без удивления поймав себя на том, как пытаюсь упорядочить кажущийся хаос произведения лототрона и продолжить вертикальную колонку цифр, предугадывая выпадения номеров на следующую неделю. Впрочем, этим занимались в павильончике все, кроме нескольких случайных, зашедших переждать дождь прохожих. Прикинул "на глазок" действие теории вероятности на отрезке натурального ряда из тридцати шести чисел, цикличность выпадений в грубом приближении и записал то, что показалось самым подходящим.
– И что у тебя, парень, вышло? – спросил меня кто-то сбоку. Я оглянулся – там сидел старик в потертой кепке, просторном клетчатом пиджаке и таких же точно роговых очках, как у меня. Я это сразу заметил – несоответствие одежды и очков, которые стоили в несколько раз дороже всего наличного гардероба. Конечно, несоответствие это было неспроста. Но я по этому поводу ничего говорить не стал, сел рядом со стариком и показал ему бумажку из блокнота.
– Так-так-так, – сказал он. – Семерка у тебя идет сто процентов?
Помню, вероятность выпадения семерки была, в самом деле, выше, чем остальных, что я и подтвердил:
– Да, семь, восемь и тридцать два, а остальное как получится.
Вместо ответа старик достал из папки несколько заполненных, но еще не сыгранных бланков лотереи "Счастливая пятерка" – те самые 5:36, выбрал один и подал мне.
Там красовались, отмеченные крестиками, те же самые 7, 8, 32 и еще два каких-то.
– Давно играешь и где? – спросил старик, уставив на меня свои очки. Он был сильно близорук, просветленные немецкие линзы тянули на восемь-девять диоптрий.
– Вообще никогда и нигде не играл и не играю.
– Не разводи конспирацию, дорогой. Я вижу, как ты работаешь с цифрами.
Я пожал плечами.
– Дело ваше, верить, не верить. С цифрами работать умею, потому что когда-то профессионально учил математику. Прогноз этот сделал исключительно от нечего делать, потому что на улице льет, а мне на этом углу надо дождаться друга.
Причем объявляю таки вам, что это не есть работа с цифрами. Это грубая прикидка наобум святого Лазаря.
– Ну таки ты, дорогой, не выбрасывай, – старик, усмехаясь, слегка спародировал мое выражение. – Сыграй на удачу святого Лазаря, судя по тебе, пятак-другой тебе не проблема. Возьми вот, – и подал чистый бланк и ручку.
Цифр у меня было девять, я отметил пять и замялся, не зная, что делать с остальными.
– Раскрутку будешь делать или по развернутой бить?
Но я не понял, о чем он.
– Э да ты и впрямь чалдон! Отмечай все, играй по коду неполного развертывания.
Опять я ничего не понял. Но деньги требовались совсем небольшие, я сыграл карточку и хотел уж было выскочить на улицу, где заметил подъезжавший фургончик с Максимом, но старик ухватил меня за рукав.
– Парень, ты не пропадай. Приходи сюда, когда можешь. Поглядим, какова твоя удача. Я тут часто бываю, а если не окажусь, спроси у Любашки, – он указал в сторону операторши – Ивана Ивановича.
– Меня тоже Иваном зовут, – сообщил я заинтригованный.
– Вот и хорошо, что тезка! Чует мой нюх, что сметаной пахнет!
На том и расстались.
Прошло, однако, недели две, прежде чем я опять очутился на углу с павильончиком "Спортлото". Карточка, изрядно замусолившаяся за полмесяца, болталась в записной книжке, и я решил ради любопытства "проверить удачу".
Краснощекая Любаша при моем появлении подняла настоящий переполох.
– Молодой человек! Вас Иван Иваныч спрашивал разов сорок, а вас все нет! Да вы хоть знаете, что выиграли?
Действительно, в таблице результатов стояли те самые "стопроцентные"7, 8, 32, и, кроме того, не входившая в число лидеров, но все же отмеченная 4. Любашка все охала:
– Две недели как выиграл и хоть бы хны! Наши б уже и деньги получили, и сыграли бы два раза еще. Иван Иваныч! Да куда он запропастился, только что был тут! Ну, подождите чуть-чуть, если есть время, они далеко не уйдут. Перекусить выскочили.
– Что, Иван Иваныч тут частый гость?
Женщина махнула рукой:
– Не то слово. Они тут все прописанные, весь ихний профсоюз. Я им так и говорю: кровати поставь, вы и ночевать тут будете.
И в это время четверо во главе с самим Иваном Ивановичем зашли в павильончик.
Цепкие глаза старика сразу остановились на мне:
– Иван! Я уж ждал, ждал, все жданки съел. Смотри на него такого, куш сорвал, и не чешется!