Я вынул из бумажника российский паспорт, раскрыл на первой странице и подал, наблюдая, как вытягивается квадратное лицо старика. Иван Атаульфович Гусман – это вам не хухры-мухры. Хотя, если рассудить, и хуже бывает.
Вообще, я оценил услугу мудрейшего Абрама Моисеевича. Даже на мудреное отчество не обращали внимания ни в одной инстанции, ни в одном кабинете. Тем более что соответствующий выговор я скоро наработал.
– Кто ж ты, Ваня, по национальности? – спросил оторопело Скобелев.
– Фг`анцуз, – ответил я голосом Штеренгорца. Старик перевернул страницу и взглянул с явным облегчением.
– А у нас говаривали про вашего брата – иерусалимские казаки. Ой, не обижайся!
– А, який же я казак, – вспомнил я Максимову побасенку, – колысь голым задом ежака не задавлю… Не на что обижаться, Иван Иваныч, правдой не задразнишь.
Старик поднялся со мною вместе и вызвался подбросить "до нужного места". Я согласился, поскольку был без колес. Он подвозил меня на потертом "Москвиче" давнишнего гола выпуска, хотя я подозревал, что в заначке премудрого деда хватило бы и на "Мерседес". На костюмчик подороже того, что на нем был. Однако единственно дорогая вещь, какую он себе позволил, были очки. И машина, годами явно старше меня, ни одним суставом не пискнула за всю дорогу.
По-моему, после этого о человеке уже ничего рассказывать не надо.
Старик меня подкинул до Новогиреева, где я садился на кучинскую электричку. Он пытался разговорить меня "за жизнь" – кто я и чем занимаюсь. Но я беседу поддерживал минимально. В голове уже жужжало и щелкало: мозговая мясорубка готовилась перемолоть поставленную задачу.
А задачка заставила сосредоточиться. И не одного меня. Приехав, я рассказал дома, в какое пари ввязался, и попросил небольшой помощи.
– Что скажет собрание акционеров?
Максим поморщился.
– Оно тебе надо было? Верных денег там не заработаешь, лотерея, она лотерея и есть. Пусть и не теряешь ты ничего – ну, по мелочи, если вовсе не попрет, а времени уйдет уйма. Или ты рассчитываешь взять "на шарапа", как в тот раз?
Насчет "не теряешь ничего" Максим сказал к тому, что на эксперименты я ни копейки не брал из общей кассы. Два "сороковника" обеспечили меня финансами на все два месяца. Вот насчет времени у Макса были претензии резонные: коль скоро я начинал заниматься другим делом, основная работа по магазину падала на него.
"На шарапа" я не рассчитывал. Максимову правоту признал. Но не сдался:
– Хорошо, буду заниматься как все, в свободное от основной работы время. Тут не в том дело, чтоб сшибить деньги или переменить деду фамилию на Иванов. Магазин дает деньги стабильно, замечательно. Но скучно, как любая нелюбимая работа. И хочется мне немного порезвиться. А тут такая математическая загогулина под моим почти еврейским носом. А у меня математические извилины в мозгу отсыреют, если не напрягать периодически. Работу свою я делать буду, но лотереей все равно займусь. В порядке хобби.
Максима это успокоило.
– Хобби? Это хорошо. Как говорится, каждый человек имеет право налево. Валяй.
Мария вообще как-то проигнорировала наш спор. Единственным загоревшимся идеей игры по-научному был Колька. Он стал моим добровольным ассистентом во всякое свободное от школы время.
Итак, я приступил, прихватив с собою всю прошлую статистику "лимона", как называл косноязычный Валерка "Лото миллион".
Для начала загрузил все в компьютер и попробовал вычислить периодичность и последовательность выпадения номеров, так называемую консеквенцию, не на глаз, а как полагается.
Результаты озадачили. При том, что ряд состоял только из сорока девяти чисел, а статистика шла за три года, с октября 92-го по октябрь 95-го, распределение выпадений было неравномерно. Некоторые номера выходили довольно часто, а некоторые – считанные разы, и это перекашивало вычисления. Я подумал было, что это вызвано нехваткой материала и три года мало для проверки распределения. Ведь по теории вероятности, если достаточно большое количество раз вытряхнуть по шесть шаров из барабана, в итоге получится, что все выпадали примерно одинаковое количество раз.
Тогда я решил искусственно нарастить статистику и дал компу задачу: из ряда в сорок девять номеров произвольно выбрать шесть и повторить это сто пятьдесят раз.
Скоро цифры уже светились, и вот тут-то я офигел. В компьютерном варианте царила строгая однородность, и каждое число повторялось то же самое n раз, что и все прочие. А в реальной статистике за те же сто пятьдесят или чуть побольше раз властвовал разброс. Двойка или четверка выпадали в три раза чаще, чем, например, сорок шесть.
Колька сидел при мне верным адъютантом.
– Что ты репу чешешь? Мухлюют, сто пудов, в твоей лотерейной конторе. Сунут какую-нибудь гайку в шар, и нате, пожалуйста!
Но я не мог допустить мысль о мухлевке настолько примитивной. Перед тиражом несколько заинтересованных лиц из числа постоянных игроков осматривали шары и сам лототрон, и уж они-то гайку не пропустили бы. Тиражная комиссия состояла из людей посторонних, правда, совершенно некомпетентных. Конечно, где деньги, там обман, но уж какой-нибудь похитрее, чем гайка в шаре.
Тогда я устроил сам себе лототрон. Купил набор для игры в русское лото, с карточками и номерами на бочонках. Карточки мне были ни к чему, из номеров я выбрал первые сорок девять, засунул их в горлышко двухлитровой пивной баклажки, и велел Кольке вытряхнуть оттуда шесть любых номеров. Записал их, засунул обратно. Добросовестно перетряс и велел повторить процедуру. И так сто четыре раза.
Потом бегло разобрал то, что получилось, и у меня "зачесалась репа".
Структура выпадения из "пивотрона" почти в точности совпадала со структурой выпадения реальной статистики.
– Значит, не мухлюют, – сказал Колька с оттенком уважительного удивления.
Если мухлевали, то какой-то более тонкой манерой. Оставив вопрос о возможных передергиваниях, мы с Колькой стали в подробностях исследовать результаты "экспериментальных данных" на предмет частоты, повторяемости и последовательности выпадений. Все подтвердилось: одни номера попадали через два-три тиража или вообще шли "на повтор", другие же выходили неохотно, раз через шесть-семь. Каждая цифра имела свою цикличность.
Пока мы все это выясняли, приспело время первой ставки. Я подготовил ее как смог – двенадцать номеров почти наобум. Угадал только три и крепко продулся.
Иван Иваныч посмеивался:
– Ах, быть тебе, Ваня, Ивановым!
На другую неделю я переменил тактику. Не стал делать развернутый вариант. При попадании хотя бы четырех цифр он давал большой выигрыш, если этого минимума не было – вместо выигрыша светил крупный проигрыш. Двенадцать чисел при полном развертывании дают в сумме 924 варианта по одной тысяче каждый. А я на второй раз сыграл сотни две простых вариантов, комбинируя три-четыре наиболее вероятны цифры с другими по мере убывания вероятности.
В итоге все шесть игравших в тираже чисел явились в этих двухстах вариантах.
Неудивительно, поскольку фактически я использовал весь ряд. И в одном проценте случаев, то есть в двух вариантах, совпали по четыре. Что в итоге окупило затраты раза в полтора.
Старик уже не хихикал – внимательно посмотрел по порядку карточки все до единой и сказал:
– Делаешь успехи, сынок.
На третью неделю я задумался, почему цифры 10 и 43 любят выпадать несколько раз подряд, после чего надолго выпадают из игры. Потратив еще несколько дней, я обнаружил, что цифра 46 чаще всего выпадает на следующий тираж после 49, 35 после 9 и еще массу наблюдений подобного же рода. Правда, в абсолютном выражении это пристрастие было не подавляющим, 35 шли за девяткой в восьми процентах случаев, а в остальных девяноста двух гуляла как попало.