Он приподнял свою последнюю карту. Двойка бубен. Его карты бессильны.
С торжествующим криком алжирец вскочил со своего места и начал обеими руками грести к себе лежавшие перед Манфредом банкноты.
Манфред встал. Арабская девушка злобно улыбнулась ему в лицо и сказала что-то насмешливое по-арабски. Он быстро повернулся и почти бегом скрылся в уборной. Двадцать минут спустя, ослабев, с кружащейся головой, Манфред сел в такси.
— «Георг Пятый», — сказал он шоферу. Входя в вестибюль, он увидел высокого человека, который встал из кожаного кресла и пошел вместе с ним к лифту. Плечо к плечу они вступили в лифт, и когда дверь закрылась, высокий человек заговорил.
— Добро пожаловать в Париж, доктор Стайнер.
— Спасибо, Эндрю. Вы, вероятно пришли дать мне инструкции.
— Совершенно верно. Он ждет вас завтра в десять часов. Я приеду за вами.
37
В Китченервиле субботний вечер, и в мужском баре отеля «Лорд Китченер» получившие сегодня зарплату мужчины в три ряда толпятся у стойки.
Уже три часа идут танцы. За столиками на веранде сидят женщины, прихлебывая свой портвейн и лимонад. Хотя внешне они не замечают отсутствия мужчин, однако установлена бдительная неослабная вахта за выходом из мужского бара. У большинства жен ключи от машин спрятаны в сумочках.
В обеденном зале, из которого вынесли мебель, местный оркестр из четырех инструментов, выступающий под названием «Псы ветра», без предисловий пускается в исполнение веселого танца «Наш крааль», и из мужского бара, отвечая на призыв к оружию, выходят мужчины в различной стадии опьянения.
Многие сняли пиджаки, распустили узлы галстуков, голоса у них буйные, ноги шагают слегка неуверенно, они ведут своих женщин в танцевальный зал и начинают демонстрировать свою школу танца.
Есть кавалеристы, которые хватают партнершу под руку, как копье, и несутся вперед. На другом конце шкалы те, что угрюмо топчутся по периметру, не глядя по сторонам, ни с кем, даже с партнершей, не разговаривая. Есть общительные, которые раскачиваются на ходу, с красными лицами, с движениями, совершенно не соответствующими музыке, они перекрикиваются с приятелями и пытаются ущипнуть любой женский зад в пределах досягаемости. Их непредсказуемые передвижения постоянно приводят к столкновениям с посвященными.
Посвященные находятся в центре зала. Они твистуют. Лет шесть назад твист, подобно азиатскому гриппу, пронесся по всему миру и исчез. Он забыт повсюду, кроме таких мест, как Китченервиль. Здесь он прочно вошел в социальную культуру общины.
Но даже в этой твердыне твиста выделяется один мастер. «Джонни Деланж? Да, парень, вот кто умеет твистовать!» — говорили окружающие с благоговением.
Гибкими эротическими движениями, как возбужденная кобра, Джонни двигался с Хэтти. Его блестящий костюм из искусственного шелка отражал свет, кружевной воротник рубашки сбился у горла. На его хищном ястребином лице улыбка удовольствия, разукрашенные острые концы итальянских туфель позвякивают во время танца.
Рослая женщина с медными волосами и кремовой кожей, Хэтти легка на ногу. У нее тонкая талия и и раскачивающийся королевский зад под изумрудно-зеленой юбкой. Танцуя, она смеется, и этот сердечный здоровый смех соответствует ее телу.
Они танцуют с уверенностью привыкших друг к другу партнеров. Хэтти предвидит каждое движение Джонни, и тот одобрительно улыбается ей.
С веранды за ними наблюдает Дэви Деланж. Он стоит в тени, сжимая в руке кружку пива, одинокая приземистая фигура. Когда другая пара перекрывает ему зрелище роскошных вращающихся ягодиц Хэтти, он раздраженно восклицает и переходит на другое место.
Музыка кончилась, и танцоры, смеющиеся и слегка задыхающиеся, высыпали на вернаду, вытирая взмокшие лица; мужчины вели женщин на места, те попискивали и хихикали; мужчины, оставив их, направились в бар.
— Пока. — Джонни неохотно оставил Хэтти, он предпочел бы остаться с ней, но он чувствителен к тому, что скажут парни, если он весь вечер проведет только с женой.
Его поглотила мужская толпа, и он присоединился к общему разговору и смеху. Он глубоко погрузился в обсуждение достоинств новой модели форда мустанг, когда Дэви подтолкнул его.
— Это Константин! — прошептал он, и Джонни быстро оглянулся. Константин — иммигрант грек, забойщик с шахты «Блааберг». Сильный рослый черноволосый парень с сломанным носом. Нос ему сломал Джонни десять месяцев назад. Холостяком Джонни дрался не реже раза в месяц, ничего серьезного, дружеский обмен ударами.
Но Константин никак не мог понять, что теперь у Джонни есть жена, она запретила ему участвовать в дружеских потасовках. И у него появилась высокомерная теория, что Джонни просто струсил.
Он вошел в бар, держа в мощной волосатой руке стакан и манерно отставив мизинец. Он шел с самодовольной улыбкой, другой рукой упираясь в бок. Задержавшись у зеркала, чтобы поправить волосы, он подмигнул приятелям и направился туда, где стоял Джонни. Остановился перед Джонни и осмотрел его тяжелым взглядом, мигая и покачивая бедрами. Его друзья с шахты «Блааберг» стонали от смеха, держась друг за друга.
С усмешкой, которая вызвала новый приступ смеха у приятелей, Константин исчез в уборной. Выходя оттуда десять минут спустя, он послал Джонни воздушный поцелуй и присоединился к своим приятелям. Они выпили в честь грека. Джонни, напряженно улыбаясь, возобновил обсуждение достоинств мустанга.
Двадцать минут и полдесятка бренди спустя Константин повторил свое представление на пути в уборную. Его репертуар был ограничен.
— Держись, Джонни, — прошептал Дэви. — Пойдем посидим на веранде.
— Он сам напрашивается, говорю тебе! — Улыбка Джонни исчезла.
— Пойдем, Джонни, парень.
— Нет, дьявол, подумают, что я убегаю. Я не могу сейчас уйти.
— Ты знаешь, что скажет Хэтти, — предупредил его Дэви. На мгновение Джонни заколебался.
— К дьяволу что говорит Хэтти. — Джонни сжал правую руку в кулак, ощетинившийся золотыми кольцами, подошел к Константину и прислонился рядом с ним к стойке.
— Херби, — окликнул он бармена, а когда тот повернулся, указал на грека. — Пожалуйста, дай леди портвейн и лимонад.
И зрители рассыпались в поисках укрытия. Дэви бросился на веранаду за Хэтти.
— Джонни! — выкрикнул он. — Он снова дерется!
— Да! — Хэтти вскочила на ноги, как рыжеволосая валькирия. Но ее задержала толпа зрителей, забивших вход в мужской бар и окна. Зрители вставали на цыпочки, взбирались на стулья и столы, чтобы лучше видеть, каждый удар, звон и треск разбитой мебели сопровождались радостным одобрительным ревом.
Хэтти зажала в правой руке сумочку и, как исследователь джунглей прорубает мачете дорогу в подлеске, расчистила путь в бар.
У двери она остановилась. Конфликт достиг критической стадии. Посреди множества разбитых стульев и бутылок Джонни и грек осторожно кружили друг вокруг друга, не сводя глаз с противника. Оба уже были помечены. У грека кровь текла из губы, тонкая струйка пролегла по подбородку и исчезала на рубашке. У Джонни под одним глазом синяк. Зрители молчали.
— Джонни Деланж! — Голос Хэтти прозвучал, как выстрел из засады. Джонни вздрогнул, виновато опустил руки, повернулся, и в этот момент кулак грека ударил его по голове. Джонни развернулся от удара, отлетел к стене и сполз по ней на пол.
С торжествующим ревом Константин кинулся вперед, чтобы добить противника ногами, но растянулся на полу рядом с бесчувственным Джонни. Хэтти схватила со стола бутылку и ударила его по голове.
— Помогите мне отвести мужа в машину, — обратилась она к стоящим рядом мужчинам, вдруг преобразившись в беспомощную маленькую девочку.
Она сидела на переднем сидении монако рядом с Дэви, кипя от гнева.
Джонни лежал на заднем сидении. Он негромко храпел.
— Не сердись, Хэтти. — Дэви спокойно вел машину.
— Я говорила ему, не один раз, а сто. — Голос Хэтти трещал от напряжения. — Говорила, что не потерплю этого.
— Это не его вина. Начал грек, — негромко объяснил Дэви и положил руку ей на ногу.
— Ты за него заступаешься, потому что он твой брат.
— Нет, — успокаивал Дэви, поглаживая ее ногу. — Ты знаешь, как я к тебе отношусь.
— Я тебе не верю. — Рука его передвинулась выше. — Все мужчины одинаковы. Вы все друг за друга.