Но нечестные приемы, если к ним прибегать постоянно, начинают работать против того, кто их применяет. Пытаясь возвыситься над королевской властью и не зная в этом никакой меры, церковь взрастила себе такого мощного соперника, как Хан Сиг, величайший министр Рениги. Он отлично понимал, что государство, теряя контроль над развитием свободного знания, перестает быть государством, уподобляясь слепцу без поводыря. Он долго и тщательно готовился к борьбе с Ригесом. Первым — и сразу же сокрушительным — ударом, который Хан Сиг нанес кардиналу, стал королевский указ о создании Гильдии книжников. Подготовленный министром, он был подписан Марком III в 230 году и обещал весьма серьезную поддержку каждому, кто станет заниматься научным делом в заведениях создаваемой Гильдии…
В 291 году из сообщества книжников выделилась Гильдия астрологов. Традиции этой науки заложили лигийские звездочеты. Астрология — вот, пожалуй единственное знание, которое уважали первые короли Рениги и которому они покровительствовали, а знаменитый принц Роберт и сам пытался заниматься астрологией. Однако после торжества религии Чистой Веры астрологам пришлось вести жизнь скрытную. Первый же кардинал — Арбус обвинил астрологов в теургии, что есть искусство повелевать богами и духами.
Но обвинить — не значит подчинить. Астрологи обладали большой внутренней силой, которая надежно удерживала их от соблазнов продать тайные знания сообщества церкви. Эта сила воспитывалась специальными упражнениями, в ученики же астрологов попадали только юноши, специально отобранные по твердости характера и самопожертвованию…"
Садик во дворе Гильдии астрологов благоухал. Белые цветы жасмина, как обычно, брали количеством. Маленькие, но многочисленные, они заполнили приторным ароматом всю округу. Толстомордый привратник в драных напульсниках, делавших его похожим на отставного вышибалу, вяло двигал челюстью. Увидев Уго, он окостенел. Уго по-хозяйски, своей боцманской походкой подошел к нему, обнял за плечи и что-то зашептал старику в ухо, покрытое редкой серой порослью. Привратник ожил и стал кивать головой с пугающей частотой, затем дернул за какую-то веревочку. Из дверей выскочил всклокоченный дистрофик с вытаращенными глазами в грязно-коричневом кафтане.
— Доложи, что пришел ученик Уго Тарриль с приятелями. Смотри, не перепутай! — сказал ему толстомордый. Голос у него оказался тонкий и скрипучий.
Бормоча "Уго Тарриль, Уго Тарриль", носитель кафтана исчез.
Мариус с Расмусом неловко топтались на дорожке из белого гравия, под аркадой из розового лимонника, обнимавшего витую перголу. Кругом стоял разноголосый щебет. Уго конфиденциально беседовал с жирным привратником. Но беседа их не затянулась. Уго успел спросить:
— Как здоровье, Нильс?
Привратник ответил с ипохондрическим вздохом:
— Простатит, панкреатит с фистулой, папиллома, скорбут в легкой форме…
Тут появился все тот же грязно-коричневый рукосуй и, нервно дернув щекой, сделал широкий приглашающий жест.
Помещение поражало размерами и изобилием активной голубизны, которая отовсюду била в глаза: со стен, с купола (здесь, правда, небесную лазурь живописец разбавил пушистыми напластованиями). Свод поддерживался высокими рифлеными позолоченными колоннами. Пол был выполнен в зеленом камне таф — теплых, глубоких тонов. Ноги утопали в зелени — настолько теплыми и глубокими казались эти тона.
Пройдя несчетными коридорами, анфиладами и лестницами, подняв несметное количество бархатных портьер, друзья оказались перед громадной дверью. Усилие невидимой услужливой руки — и последняя преграда устранена. Вслед за Уго деревенщина из Черных Холмов проникает в громадные покои, где триста человек могут спокойно станцевать гавот, если убрать мебель — громоздкую, как каменные бабы острова Отшельников. И чего только не стоит и не лежит на этой мебели!
Бесконечное множество предметов, о назначении которых ни Мариус, ни Расмус понятия не имеют, фантастически разнообразные, но единые в своей непонятности. Они серебристо мерцают в полумраке ниш. Они радужно искрятся в пламени свечей из бронзовых канделябров. Они гипнотизируют страшной матовой теменью черного дерева. Выделяются два бокаловидных сосуда в человеческий рост из неведомого миру оранжевого металла. Глаз успевает выхватить из нагромождения всякой всячины хитро сплетенный змеевик, соединенный с чем-то явно жароупорным. А из затемненного угла хищно выступает чрезвычайно членистоногое сооружение, оклеенное станиолью. Общий вид комнаты жуток, похоже на хорошо оснащенную камеру пыток.
Подавленные зрелищем, Мариус с Расмусом не сразу заметили человека. А его, казалось, не заметить было нельзя. Величественный старик с седой бородой и длинными волосами, которые в отменном порядке ниспадали ему на плечи. Классическая внешность Предвечного — как ее принято изображать. Облачение старика составлял темно-синий вельветовый балахон без малейших следов перхоти на плечах, отороченный выпушкой из белого меха и украшенный редкими серебряными звездами. В старике, однако, великолепный балахон не превалировал. Глаза — вот что поражало. Удивительные глаза. Темно-серые, с неземной желтой склерой, глубоко посаженные, они содержали мощный коктейль чувств и страстей: участие, доброта, грусть, проницательность, жестокость. Лишь горячий блеск зрачков просачивался из-под бесстрастной маски, которую надел на себя старик в балахоне. Глаза завораживали, перед ними невозможно было хитрить и скрывать, как перед отцом, который все сыновние грехи знает наперед. Причем старый астролог выглядел не просто отцом, но отцом всеобщим — патологоанатомом человеческих душ.
Приблизившись к величественному незнакомцу, Уго преклонил колено, нагнул карикатурно короткую шею и произнес:
— Приветствую тебя, учитель!
Длинные его волосы в беспорядке свесились, закрыв лицо. Старик сделал шаг навстречу Уго, погрузил в его прическу свою жилистую смуглую руку. Примерно с полминуты он нежно перебирал волосы Уго, чуть не мурлыча от удовольствия. Но прошло тридцать секунд — и старик опомнился, открыл глаза, с сожалением убрал руку, а Уго поднялся.
— Ты изменился, ученик, Тарриль, — сказал старик звучно.
— Мне пришлось. Я жил совсем не так, как раньше.
— Ты жил лучше, чем раньше?
— Просто иначе.
Старик покачал головой:
— Ты никогда не изменишься! Что поделаешь — беспокойным ты создан. Это до сих пор меня печалит. Но я смиряюсь перед высшей мудростью. Тебе предначертан иной путь. Тебе — лучшему из моих учеников!
Помолчали. Затем Уго сказал:
— Учитель, позволь представить моих спутников. Это овцепасы Мариус и Расмус из деревни Черные Холмы, что у северной излучины Кельрона.
Старик пристально посмотрел на двух друзей. Мариус под этим взглядом съежился. Расмус, казалось, не в силах был оторвать глаз от черных плит на полу.
— Насколько я понимаю, этим людям и обязан я счастьем твоего прихода, дорогой Уго? — жестко спросил старик.
— Да, учитель, — без обиняков признал Уго. Его нежно изогнутые губы дрогнули. — Извини, я не бескорыстен в отношениях с тобой. Но у меня нет выбора. Только ты один можешь разрешить множество вопросов, от которых зависит моя судьба. А она сейчас крепко связана с судьбами этих парней.
Старик помолчал.
— Они знают, с кем им придется иметь дело?
— Нет, учитель. Я не знал, вправе ли я…
— Вправе. Испытание, которому я их подвергну, делает секреты излишними.
Обращаясь к спутникам, Уго объявил, с трудом удерживаясь от патетики:
— Перед вами — сиятельный Хлор, первый астролог Рениги, глава Гильдии, магистр, кавалер Ордена Звезды и изобретатель стендера.
Оглушенные, друзья застыли с полуоткрытыми ртами. Главный астролог — фигура легендарная, а в некотором роде даже более сверхъестественная, чем деревенский староста. Нельзя сказать, что Главный астролог был распространенной темой разговоров в Черных Холмах. Но базовую информацию о нем деревенские массы все-таки имели. Известно, что
считать астрологов людьми — это… как бы сказать… не вполне корректно, что ли. Они всю жизнь балансируют на грани богохульства и остаются при этом вполне живыми. Простому человеку такое искусство недоступно. Простому человеку богохульство выходит боком, и часто — тут же, на месте прегрешения. Астрологи могут себе позволить такое, что простому крестьянину и в кошмаре не пригрезится. Строго рассуждая, если свести в одной точке пространства крестьянина и астролога, может произойти нечто вроде удара молнии либо извержения вулкана — смотря по обстоятельствам. Причем это бедствие будет занесено на счет крестьянина, и не просто так, а как наказание за ужасный проступок, который, разумеется, крестьянин не совершал. Вот такая ситуация.