Переливистый звон дверного колокольчика вызвал из глубин лавки хозяина. При виде посетителя хозяин замер в удивлении.
— Мальчик Уго? — полувоскликнул он. — Ты ли это?
— Я, Рыжий Алоиз, — с достоинством ответил Уго. — Чего уж тут такого удивительного?
— А чего тут такого обычного? — парировал хозяин. — Увидеть тебя в городе в последнее время не легче, чем найти клад на Рыночной площади. Боже, что за хламида на тебе?
— Я тут проездом, — объяснил Уго уклончиво. — К тебе пришел не как к иглотерапевту, а как к старшему брату. Мне крайне нужны твои таланты. Полчаса для меня выкроишь?
Рыжий Алоиз осклабился, польщенный. Невысокий, крепко сбитенький, лет тридцати пяти, он очень симпатично улыбался. Вообще, он вытворял со своим лицом все, что было нужно. То превращал его в нарочито непроницаемую маску. То вдруг позволял ему расплыться в простоватой ухмылке. То по-свойски глядел вполприщур. Люди с такими многофункциональными лицами обычно хорошо устраиваются в жизни: великолепно вписываются в любой бюрократический аппарат, поддерживают прекрасные отношения с коллегами, живут в мире с соседями и даже с женой. Физиономию Алоиза украшали густые каштановые усы. Они придавали ему хитроватый вид ленивого кота, страстного любителя погреться на солнышке. На голове Алоиз имел очень аккуратную прическу с пробором. Он терпеть не мог эту дурацкую городскую моду — носить патлы до плеч, зачесанные назад. Одетый в рубаху из бумазеи и просторные штаны, он выглядел очень по-домашнему. Глядя на него, кто бы мог подумать, что отец Алоиза занимал видный пост при дворе Андреаса Плешивого? Как об этом писал сам Алоиз в юношеских стишках: "Мой папа, самых честных правил, был камергером при дворе". На могиле старшего Тефтеля по приказу короля сделали надпись: "Он умер от рака пищевода и нескольких миллионов стаканов вина". Интересна судьба и дяди Алоиза (камергерского брата). Тоже оригинал, хотя в ином роде, он дослужился до полковника в лейб-гвардейском полку. После его смерти оказалось, что еще 20-летним он составил завещание, по которому прах будущего полковника должны были засыпать вместо песка в часы и подарить любимой жене или (буде та преставится ранее завещателя) дорогому сыну. Андреас Плешивый, переживший обоих братьев — и камергера, и полковника, сказал как-то фразу, ставшую крылатой: "У Тефтелей теперь много общего. Оба они умерли"…
За Алоизом из подсобки показался черный кот с белыми ушами и красными глазами.
— Меня не беспокоить, — приказал Алоиз своему коллеге — сутулому молодому человеку в ермолке, с задатками отпетого меланхолика. По мокрой отвислой губе, по массивному унылому носу в юноше легко угадывался потомственный диджан.
— Ему недавно удалили полип, — прошептал Алоиз, склоняясь к правому уху гостя. Уго понимающе кивнул. Без полипа жить невесело, это ясно. Алоиз деликатно кашлянул, открыл дверь в коридор повел Уго в глубь своих владений. Кот сунулся за ними.
— И ты, Брут? — удивился Алоиз, но возражать не стал.
Коридор быстро кончился, упершись в дверь. Открыв ее затейливым ключом, Алоиз стал спускаться по лестнице. Почему-то шли наощупь. Освещения никакого хозяин почему-то не прихватил, и это почему-то соответствовало стилистике ситуации. Сырой и темный проход давил на психику. Преимущество было целиком на стороне помещения: Уго не знал его протяженности и строения. В подземелья Алоиза Уго проникал впервые.
Но вот состояние сырого воздуха изменилось: он стал менее плотным. Уго понял, что помещение расширилось. И удостоверился в этом, когда Алоиз, бесшумно перемещаясь в темноте, зажег лампу, возникшую неизвестно откуда. Желтые языки света рельефно, как на картинах Бухера, выхватили из темени здоровенные стеллажи — в два человеческих роста высотой. Да в три, в три! Стеллажи были населены древними манускриптами, могучими фолиантами среднего возраста и юной порослью — совсем уж современного вида томами. Усыпальница человеческих знаний. Поговаривали, что предшественники Алоиза собрали наиболее полную в Рениге библиотеку. Вряд ли, подумал Уго, оценивая размеры помещения. Великая Лигийская библиотека раз в десять больше. А вот насчет содержания — тут вопрос другой…
— Слушаю тебя, Мальчик, — сказал Алоиз, усаживаясь за стол и знаком предлагая сделать то же Уго.
На столе появился известный нам пергаментный свиток. Алоиз склонился над ним: вначале — с плохо скрываемым равнодушием, потом — с неподдельным интересом. Он поворачивал документ то так, то эдак. Его толстенькие пальцы скользили по секторам головоломки, силясь тактильно проникнуть в смысл изображенного. Вдруг он останавливал манипуляции, возводил очи горе — и что-то прикидывал в уме, беззвучно шевеля губами. Это продолжалось минут десять. Наконец, Алоиз прикрыл глаза и вяло спросил:
— Кто рисовал?
— Я думаю, это произведение Ордена Пик.
Алоиз вздрогнул и приоткрыл левый глаз.
— Туманно. Туманно, как юность министра. Каковы твои соображения?
— Вообще-то, хотелось услышать твои, — развел руками Уго. — Но если говорить о первом впечатлении… Мне сразу бросилось в глаза, что в знаках Зодиака имеется сбой. Я думаю, не случайный.
— Ты имеешь в виду его? — Алоиз открыл второй глаз и с кряхтеньем указал на одну из фигур внешнего кольца головоломки — человечка в остроконечной шляпе, с бородой, в высоких сапогах, с молоточком в руке.
— Конечно. Все остальные рисунки соответствуют знакам Зодиака. А этот — почему-то нет.
— Вполне резонно, — согласился Алоиз. — Допустим, это действительно своего рода нотабене. Но пойдем дальше. Что скажешь о текстах?
— Пока ничего. Единственное, что можно предположить — эти двенадцать фраз и есть те самые приказы, которые требуется выполнить.
— Какие приказы? — не понял Алоиз.
Чуть поколебавшись, Уго выложил на стол сопроводительную к головоломке записку. И рассказал историю Мариуса. В третий раз за последние дни. Уже формулировки отточились. Скоро по этой теме можно будет выступать с публичными лекциями, подумал Уго.
— С тобой я поделился, как со старшим братом, — еще раз напомнил Уго хозяину. — Вообще, об этом деле должны знать единицы.
— Ладно, ладно, — махнул рукой хозяин. — Ты это кому говоришь, Мальчик Уго? А то я без тебя не понимаю суть настоящей тайны. Давай-ка лучше анализировать. Значит, ты думаешь, что двенадцать фраз головоломки и есть двенадцать приказов твоему другу Мариусу?
— Полагаю, да. Кроме того, сдается мне, что этим значение фраз не исчерпывается. Я подозреваю, что в них спрятана и другая функция.
— Функция? — Алоиз пожевал губами, будто дегустировал неведомый науке сорт ветчины. — Функция… Что ж, возможно. Поищем. Ну, а цифры внутреннего кольца?
— Никаких версий, — признался Уго
— Зато у меня есть. И не версия — я точно знаю. Это — юртенианский нумерический шифр.
Кто такие юртениане, Уго еще не успел забыть за годы сидения в Черных Холмах. Отщепенцы, давным-давно изгнанные из страны и затерявшиеся в вихре истории. Все изгои постепенно перерождаются в эпические фигуры. Так в современной Рениге и к юртенианам относятся — как к монументальным (пусть и негативным) персонажам полуистлевшего сказания типа "Пяти завоеваний".
— Ты его знаешь, этот шифр? — спросил Уго с плохо скрытой надеждой.
— Его никто не знает. Секрет его юртениане унесли с собой, — вздохнул Алоиз. — Хорошо. Атанде! Дай мне полчаса — и я постараюсь разобраться с твоей подметной грамотой.
И действительно, полчаса он добросовестно пыхтел, обложившись справочной литературой. Брут устроился у него на коленях. Время от времени Алоиз рассеянно почесывал кота за ушами. Брут жмурился и млел. Уго поначалу заглядывал Алоизу через плечо. Книги пестрели всевозможными знаками и символами. Несколько листов бумаги Алоиз заполнил одному ему понятными иероглифами.